Александр Вин - Закон королевского бутерброда

– Оп-ля!

Девушки по очереди спрыгнули в небольшую пластмассовую лодочку, а коренастый яхтсмен начал распутывать причальные верёвки.

– Парень! Эй, ты!

На этот раз его заметили. Лысый обращался именно к Глебу.

– Я сейчас заведу мотор, а ты быстренько сбрось ко мне в лодку кормовой конец. Понял?

«То, что он в чёрных очках, конечно, не очень плохо…. И девушки с ним замечательные. Гораздо хуже, что этот резвый командир обрит наголо и носит такие безобразно большие усы».

Продолжая удобно лежать на досках причала, Глеб с улыбкой прищурился в сторону собеседника.

– Ну! Ты что, глухой?!

«Хорошо, что не немой…»

Внезапно вскочив, Глеб подошёл к причальной тумбе, за которую последним швартовым держалась лодочка лысого грубияна. Девушки хихикали, а тот продолжал сердиться, перегазовывая подвесным моторчиком.

– Давай, быстрей! Пошевеливайся!

Не выпуская из рук шершавой пропиленовой верёвки, капитан Глеб задумчиво посмотрел на знаменитые усы. Потом так же, не спеша, опять намотал верёвку на причальную тумбу и, для верности, наступил на неё ещё и ногой.

Прыжок лысого гражданина из лодочки на причал был свиреп и стремителен.

– Ты мне надоел!

Кулачок яхтсмена казался непропорционально крохотным по сравнению с его гигантскими усами. Глеб перехватил удар играючи.

– А ты оказывается, забияка, амиго!

Лысый молча попробовал замахнуться ещё и слева, потом прыгнул вперёд, целясь обеими руками в горло Глеба.

– Ну-ну…

Почти интимно Глеб Никитин схватил своего разгневанного оппонента в охапку.

– Если ты, дружок, сейчас же не остановишься, то боюсь, что мы с тобой опять упадём в воду.

– Опять?

Грозные усы опустились, а брови, наоборот, недоумённо вздёрнулись вверх.

– Я тебя не помню. Мы с тобой ссорились раньше?

– Ты так купался когда-то с моим русским другом. Его имя – Валери́, а подругу его звали Катя. Вспомнил?

Плотное и мускулистое тело яхтсмена как-то внезапно обмякло.

– Что тебе от меня надо?

Отступив на шаг назад, Глеб пристально осмотрел лысого с головы до ног.

– От тебя лично – ничего. Ты мне несимпатичен. Скажи своим девушкам, чтобы не визжали так нехорошо. Мы с тобой просто погуляем здесь минуту, другую. Поговорим. Потом ты, милый петушок, вернёшься к своим прелестным курочкам.

– А…

– А иначе – в воду, в воду. Понял?

Частые публичные паданья с пирса в прибрежные волны очень уменьшают личный потенциал даже очень уверенных в себе мужчин.

– Хорошо.

Лысый покорно сделал первый шаг по причалу.

– Рассказывай.

– О чём?

– Что ты делал в тот вечер, когда убили Катю?

Ответ был быстр, но неубедителен.

– До полуночи я сидел в баре.

Внимательно выслушав собеседника, капитан Глеб с укоризной посмотрел на него сверху вниз.

– Разве я похож на вашего комиссара полиции?

– Он чёрный…

– А я, по-твоему, глупый?

– Ладно… Мы пили с ней тогда вместе. Она была очень расстроена, не хотела ехать с ним, ну, с твоим другом, на их яхту. Он тоже был не один. С кем-то говорил, потом исчез. Она сказала, что у нас есть час.… В тот вечер Катя не хотела заниматься сексом у меня на яхте, она чего-то тогда боялась.

По всему было видно, что лысый не лжёт, а просто подробно и внимательно рассуждает.

– Мы подъехали на причал по отдельности, быстро переправились с ней отсюда на «Зенит», но ничего тогда не успели. Она, хоть и была сильно пьяная, но услышала голоса, испугалась и приказала мне прыгнуть за борт. Я прыгнул.… Наши яхты стоят рядом. Вон там. – И взмахом руки усатый распутник показал на залитый солнцем простор гавани.

Наступила очередь Глеба остановиться и задуматься.

– Ты говоришь, голоса? Кто-то подплывал на разъездной лодке к «Зениту»? Их слышала только Катя? Это с её слов ты говоришь мне о нескольких голосах?

– Нет, в «динги» был не один твой друг. Я сам слышал их разговор ещё и с борта «Зенита», и потом, когда плыл.

– О чём они говорили?

– Не знаю. Не понял, да и не до этого мне тогда было…

– Ла-адно…

Глеб потёр кулаком подбородок.

– Спасибо, драчун. Ты мне сегодня очень помог.

Оказавшись в безопасности, усы опять победительно вздёрнулись вверх.

– А ты что, охаживаешь в отсутствие своего друга его черненькую подружку? – Лысый крепыш противно подмигнул в сторону, куда убежала Марисоль.

– Все русские мужики обязательно обращают внимание на чернокожих. Это ваши интернациональные обязательства?

Последние слова яхтсмен крикнул из своей уже почти отошедшей от причала лодочки, одной рукой обнимая соскучившихся блондинок, а другой управляя мотором.

– Держи!

Ответ Глеба Никитина был справедлив.

Мокрый кончик точно и сильно брошенной им причальной верёвки нечаянно, но с очень неплохим оскорбительным эффектом хлестнул по загорелой лысой голове…

Марисоль дёрнула его за рубашку.

– Ни одного свободного катера у Эппла сейчас нет. Давай возьмём здесь любую лодку. Никто не обидится…

Опустившись на колено, Глеб потянул за капроновый швартов, провисший в голубовато-зелёной воде.

Славный сюрприз ожидал их у борта «Зенита». Стройная яхта-тримаран была похожа на самолёт, лежащий на воде. Мощные, слегка изогнутые вверх крылья соединяли центральный корпус с удлинёнными боковыми поплавками. У подветренного правого к яхте была привязана та самая, Валеркина, «динги».

– Да, она.… А как же тогда…?

Марисоль не договорила и легко вспрыгнула на борт яхты.

«Значит, они были здесь с Катей не одни. Или он на дне залива, или добрался отсюда до берега вплавь, или… Его увезли?»

– Ты уверена, что Катя запуталась именно в этом канате?

– Да, я видела ещё раньше схему в полицейском участке. Её нашли вот здесь, на носовом якорном.

Капитан Глеб внимательно осмотрел все канаты, идущие с борта «Зенита» в воду, к якорям. Потом, спустившись в каюту, поочерёдно перебрал чашки, ложки, тарелки. По одному выставил на просвет гранёные, с пояском, чистые стеклянные стаканы.

«Из дома, что ли он их привёз…?».

Порванный спичечный коробок, маленькие ножницы, монетки в уголке столика, пустая пепельница. В умывальнике – два одинаковых водопроводных вентиля.

«Зачем ему на яхте два?».

Из одного крана подкапывала вода. Глеб намочил пальцы, попробовал капли на вкус.

«Ясно, забортная…. Кто-то недавно включал насос, в трубе ещё немного осталось».

На столе, в пустой банке из-под кетчупа, торчали остатки двух унылых орхидей.

«Кто может любить такие цветы?! Вонючие, расплывчатые, хищные…».

Все шесть ножей стояли, втиснутые в свои щели в тяжёлой деревянной подставке из красного дерева. В шкафчике единой стопкой блестели металлические рюмки. Глеб осторожно, держась за тонкие ободки, посмотрел и их на свет.