Андрей Троицкий - По Америке с русской красавицей

Мы стоим во дворе под единственным фонарем, укрепленным над дверью. Зоми видит, что гостья волнуются, поэтому заводит разговор на общие темы, чтобы мы немного отвлеклись и расслабились. Говорит, что у покойного мужа была малая часть русской крови. Он был очень сильный колдун вуду, знал свой смертный час и умер в тот день, когда было предначертано. Она говорит, что однажды была в России, видела Волгу. Миссисипи и Волга – две великие реки, как Россия и Америка – две великие страны, которым назначено быть друзьями.

Зоми наполовину креолка, французская кровь, но о Наполеоне отзывается плохо.

– Французы владели одной третью Америки, самыми плодородными землями вдоль Миссисипи, от канадской границы до Нового Орлеана, – говорит она. – Но в начале девятнадцатого века накануне войны с Россией продали все свои владения – за сущие копейки. У Наполеона не было денег вооружить армию перед русским походом. Чтобы купить оружие он совершил самую глупую сделку в истории человечества. Но американцы обманули его, сказали: мы отдадим все, что есть в казне до последнего цента. Но казна в то время была почти пуста, потому что сбор налогов еще не начинался. Наполеон этого не знал, он взял эти жалкие копейки: пять центов за гектар земли.

– Он все поставил на победу, – робко возражаю я. – И проиграл.

– В войне с Россией у него не было никаких шансов, это всем понятно, даже ребенку, – говорит Зоми. – Но только не одержимому тщеславием Наполеону. За холодные русские земли, призрачные земли, которые еще предстояло завоевать, он продал американцам реальные земли, богатые и теплые, которыми уже владела Франция. Ни один император не наносил стране такого ущерба как Наполеон Франции. Он потерял треть Америки. Самовлюбленный, глупый недоросток. И этого глупца у кого-то поворачивается язык называть великим. Значит, люди совсем не знают истории. Или сами потеряли рассудок. Жалкая тщеславная натура Наполеона всегда будет напоминанием всем другим тщеславным деспотам.

Зоми разводит руки по сторонам. Мол, вот они, эти потерянные земли.

– Сейчас все это было бы французским. Если бы не глупый и тщеславный Наполеон.

Колдунья тонкий психолог, своим рассказом она заставляет людей задуматься о посторонних вещах, немного перевести дух и успокоиться перед важным разговором. Закончив экскурс в историю, она берет Риту за руку и ведет ее в другую дверь.

Два смежных помещения площадью примерно в шестьдесят квадратных метров – это и есть церковь вуду. Мне разрешают подождать в первой комнате. Зоми и Рита проходят дальше. Колдунья садится на высокий трон из красного дерева с резной спинкой. Рите достается скромный стул.

Я не слышу их разговора, не прислушиваюсь. Слоняюсь по комнате, разглядывая артефакты разных культур, беспорядочно соединенные здесь. По стенам развешаны старинные африканские маски, среди них есть и погребальные. Здесь же пара русских икон в серебряных окладах. Спас нерукотворный и Смоленская Божья Матерь. Беспорядочное эклектическое соединение религий и верований.

На полочках банки с засушенными змеями, магические хрустальные шары, корзинки из соломы, а в них африканские фигурки из дерева и цветной ткани, фотографии и картины в рамках: английская Королева, Папа Римский, Дева Мария, коврики с вытканными на них кабалистическими рисунками.

На соседних полках позолоченные фигурки Будды. Бусы, развешанные по стенам, горящие свечи. На отдельных полках старинные африканские фигурки из черного и красного дерева, ритуальные принадлежности. На некоторые вещи я не могу смотреть без содрогания, отвожу взгляд, кажется, это человеческие скальпы. Везде лежат деньги: купюрами и монетами, они рассованы в стаканы и фужеры, подложены под коробочки и ларцы. У стены старинное пианино, тоже заставленное фигурками и заваленное деньгами. Люди, побывавшие здесь, оставляют доллары, чтобы задобрить богов вуду.

Я вынимаю десятку, сворачиваю трубочкой и засовываю между зубов африканской маске: то ли человек, то ли бог с огромными глазами и губами, вывернутыми наружу. Маску венчает головной убор из павлиньих перьев. Плавает запах ароматических свечей, корицы и сандалового дерева. Дышится тяжело, я выхожу во внутренний дворик и жду довольно долго. Начинает моросить дождик, сгущается темнота.

Наконец Рита выходит из двери, на ходу застегивает кошелек.

– Ну что, как дела? – помимо воли я перехожу на шепот. – Что она сказала?

Рита молчит. Мы сворачиваем в другую дверь, идем узким коридором, не встретив никого на пути, оказываемся на улице. Здесь довольно темно, в мокром асфальте отражается свет редких фонарей. Пытаюсь начать разговор, но Рита отмалчивается. Уже перед гостиницей она останавливается, смотрит на меня и говорит:

– Зоми сказала, что он и так мой. Что он меня любит. И никакая черная магия не нужна. Он любит меня и любил всегда. Вот так.

Поднимаюсь в номер, закрываю дверь и пробую заснуть, но не получается. Тогда включаю телевизор и бездумно смотрю на экран, пока глаза не начинают слипаться. Я почти задремал, но зазвонил телефон.

– Только что я разговаривала с теткой, – выпалила Рита. – Тетка позвонила Иде. Представляешь, позвонила в то самое время, когда мы ходили к колдунье. Ида передала, что я могу к ней приехать в любое время. У нее есть важная информация. Я так понимаю, он знает, где Вадим. Поедем прямо сейчас.

Ехать никуда не хочется, я ищу предлог, чтобы как-то отвертеться.

– Я уже сплю, принял полфлакона снотворного. Мы встретимся с Идой завтра.

– Но у тебя работает телевизор. Я же слышу.

– Так я быстрее засыпаю…

Я выключил телевизор и положил трубку.

Ида согласилась встретиться вечером, раньше не могла. Рита назвала улицу и номер дома. Я ввел адрес в навигатор. Проехали центр города. Четверть часа крутились по пустым улицам. Вокруг не видно ни одного пешеходов, ни одной машин. Кажется, город вымер. Но это обманчивое впечатление.

Служивый люд вернулся с работы, занял место на диване и теперь нежится в лучах телевизора. Или уже отошел ко сну. Видимо торчать в барах и ресторанах до позднего вечера местные жители не привыкли, а из прочих мест публичного отдыха в этом районе действовал только кегельбан.

Рита разглядывала пустые улицы. Но смотреть не на что: изредка попадалась освещенные витрины прачечных и бакалейных лавок, забранные решетками.

– А где все люди? – спросила она.

– Сидят по домам, где же еще.

– Знаешь, что я заметила? На американских улицах совсем нет детей. Это производит странно пугающее впечатление. Города без детей… И так везде, в любом штате, в любом городе.

– По закону дети, не достигшие двенадцати лет, не имеют права появляться на улицах без сопровождения взрослых. Даже до школьного автобуса, который приходит по утрам за всеми учениками и развозит их обратно по домам после занятий, детей обязаны провожать взрослые. С этим здесь строго.