Леонид Платов - Повести о Ветлугине

Меня осенило. Я вспомнил «льдинку, которая не тает», вспомнил текст записки, вложенный внутрь гидрографического буя. По слову «Ленинград» Петр Арианович догадался, что в России произошла революция.

Сейчас слово «Ленинград» заменяло пароль.

А что же было отзывом?

Ну конечно, слово «СССР» — второе слово, которое так поразило Петра Ариановича в записке!

И, шагнув вперед, я сказал уверенно и внятно:

— СССР!.. Ленинград, СССР!..

Лицо юноши, сумрачное, настороженное, просветлело.

— Ты правильно сказал: «Ленинград, СССР», — заговорил он медленно, ломаным языком. — Я шел навстречу тебе и твоим друзьям. Меня послал Тынкага. Я Кеюлькан!

И вынул из-за пазухи четырехугольник бересты, на которой рукой Петра Ариановича было нанесено несколько слов:

«Торопитесь! Полностью доверьтесь гонцу. Это мой Друг».

Итак, Петру Ариановичу удалось, наконец, установить с нами непосредственную связь!

Мы ошеломленно смотрели на гонца. Так вот он какой, Кеюлькан, внук Хытындо, сын Нырты и друг Тынкаги!

Кеюлькан молча протянул что-то скомканное, бесформенное.

Сначала я принял это за флаг или платок красного цвета. Потом, приглядевшись, понял, что передо мной оболочка шара. К ней был прикреплен тросик с дощечкой, на которой чернели четыре буквы: «СССР», а внизу дата — «1940».

Чем иным могло это быть, как не одним из тех шаров-пилотов, которые применяются для изучения воздушных течений?

Честно выполняя обещание, данное студенту-метеорологу, родственнику Аксенова, мы изучали скорость и направление ветров в пути и выпустили в воздух все шары на подходах к оазису. Ущелье втянуло их, как гигантская аэродинамическая труба, и они помчались вперед, обгоняя нас.

Стало быть, наиболее удачливый приземлился в самом оазисе.

Мы обступили Кеюлькана, нетерпеливо требуя объяснений:

— Жив ли Петр Арианович? Что произошло за эти годы в оазисе? Кто послал за тобой погоню? Почему на горах горят костры? Далеко ли отсюда ваше стойбище?

Кеюлькан молчал, не зная, кому первому отвечать. Наконец он ответил на вопрос, который, по его мнению, был самым важным.

— Тынкага жив, — сказал он.

У нас вырвался вздох облегчения.

— Был жив, когда я уходил, — тотчас же поправился юноша. — Я уходил очень быстро…

Он пояснил:

— Тынкага понял: вы близко. Ему сказало об этом маленькое солнце…

— Преследователи не вернутся? — спросил Бульчу, присаживаясь на корточки подле юноши и протягивая ему уже раскуренную трубку.

Кеюлькан сделал несколько затяжек.

— Хорошее курево, — с удовольствием сказал он. — Очень хорошее. Еще никогда не курил такого курева…

— Не вернутся твои преследователи? — повторил проводник.

«Сын солнца» с презрением махнул рукой.

— Нет, — сказал он уверенно. — Они боятся вас. Думают: вы — посланцы Маук!

Мы — посланцы Маук? Час от часу не легче!..

— Ну, говори же, Кеюлькан! — торопила юношу Лиза.

В течение последних трех лет Кеюлькан, по его словам, бдительно охранял Тынкагу. Он спал на пороге его жилища и сопровождал повсюду как тень. Так приказал ему Нырта.

— Ты должен стать тенью Тынкаги, — сказал он на прощание сыну. — Я ухожу, ты заменишь меня.

— Да, — ответил Кеюлькан.

Но о самом Нырте не было ни слуху ни духу. Тынкага и Кеюлькан понимали, — что Нырта умер, погиб. Иначе он, конечно, передал бы весть по назначению и привел бы в горы друзей Тынкаги.

Имя охотника почти не упоминалось в стойбище. Только изредка по вечерам, теснясь у очагов, «дети солнца» вспоминали об ушедшем соплеменнике.

— Нырта хотел нарушить запрет, — вполголоса говорили люди, пугливо озираясь. — И тогда она убила его…

Подразумевалась, понятно, Птица Маук. Но Кеюлькан знал, что «она» — это Хытындо, его бабка…

Тайное путешествие в Долину Алых Скал как бы встряхнуло Кеюлькана, заставило задуматься о жизни в котловине, о злой и мстительной Хытындо, о Тынкаге, который сделал «детям солнца» так много добра.

Все время в ушах звучал негромкий успокоительный голос: «Это туман. Только туман. Не призраки, не злые духи. А это камни. Обыкновенные камни, Кеюлькан!»

Сын Нырты думал о том, что, собственно говоря, так было всегда. Тынкага только и делал, что старался ободрить, успокоить «детей солнца», отогнать от них страшные видения, кошмарные сны. Он словно бы вел весь народ, как вел Кеюлькана той ночью по крутым подъемам и спускам, по самому краю бездны. Он уверенно вел его за собой сквозь густой колышущийся туман, населенный призраками, и те, пугаясь его голоса, сторонились, уступали дорогу.

Тынкага делал обратное тому, что делала шаманка. Она пугала людей, чтобы упрочить свою власть в котловине.

Об этом Кеюлькан знал лучше, чем кто-либо другой. Только сейчас понял он, что, принимая участие в колдовских церемониях, по существу, помогал шаманке одурачивать своих соплеменников.

Раньше это казалось ему всего лишь безобидной игрой. Юноша вместе с Хытындо и Якагой потешался над испуганными «детьми солнца», наслаждался своим превосходством над ними. Теперь ему было стыдно, и особенно перед Тынкагой.

Вспоминая путешествие в Долину Алых Скал, он думал и о другом. Как могло случиться, что он, Кеюлькан, ослушался грозную Хытындо и все же остался жив? Он остался таким же здоровым и бодрым, как раньше. Духи, которых она, по ее словам, послала за ним вдогонку, не превратили Кеюлькана ни в пеструшку, ни в камень. Они ничего не смогли поделать с ним!

Значит, духи не так сильны, как думают в котловине? А может быть, бабка обманула его так же, как обманывала других «детей солнца»?

Порой сын Нырты пугался собственных мыслей и, пригнув голову, поспешно оглядывался. Не подкралась ли Хытындо сзади, не подслушивает ли его мысли?

От сомнений было недалеко уже и до борьбы, до бунта против Маук и Хытындо.

Разными путями шли к этому Кеюлькан и его отец. Нырту толкнули на бунт смерть любимой сестры и горе Тынкаги, слезы самого сильного человека в горах. Охотник поддался чувству сострадания и, не колеблясь, не раздумывая, сделал то, что было хорошо, по мнению Тынкаги, которому он безгранично доверял.

Кеюльканом же руководило не только чувство любви и сострадания к «детям солнца», но и жгучий интерес ко всему, что делал и чему учил обитателей котловины Тынкага. Наблюдательный юноша, обладавший живым умом и богатым воображением, учился взвешивать, сопоставлять. Поэтому он пошел дальше в своих практических выводах.

Кеюлькан стал ревностно помогать Тынкаге в его научных наблюдениях. Вся работа на метеостанции легла на его плечи.

По вечерам Тынкага учил юношу читать и писать по-русски.