Леонид Платов - Повести о Ветлугине

Я придержал Кеюлькана за локоть.

— О чем они кричат? Ведь ты понимаешь язык этих птиц?

Юноша обернулся. Черные глаза его сверкнули.

— Я понимаю язык птиц, — медленно сказал он. — Кричат друг другу: «Вот идут посланцы Маук! Их ведет предатель Кеюлькан!»

От этих слов неприятный холодок пробежал по спине.

Неторопливо (но чего стоила нам эта неторопливость!) двигались мы по узкому зеленому коридору-тропе.

Я мысленно прикидывал, где же предел, дальше которого не приказано нас пускать. Мне представилось, что впереди, между раскидистыми елями, проведена невидимая черта на земле. Едва лишь дойдем до нее, как из-за каждого куста полетят стрелы.

И все же какая-то сила неудержимо толкала вперед и вперед.

Надо было дойти до Петра Ариановича и вызволить его из плена! Надо было до конца разгадать, что же связывало добровольных изгнанников с двуглавым орлом царизма! Надо было вернуть в семью народов СССР «детей солнца», которые находились уже на грани вымирания!

Но идти было очень страшно.

Мучительное ожидание давалось нелегко и сопровождавшим нас «детям солнца». Нервы одного из них не выдержали.

Тонко пропела стрела и, вырвавшись откуда-то из-за дерева, вонзилась в землю посреди просеки.

«Стоп! — казалось, говорила она. — Дальше идти нельзя!»

Мы остановились. Трепеща оперением, стрела раскачивалась у самых ног Савчука.

Момент был критический.

И тут наш начальник опять проявил великолепное, уже не раз удивлявшее меня презрение к опасности. Он наклонился, неторопливо вытащил стрелу из земли, не оборачиваясь, бросил несколько слов Кеюлькану. Тот выхватил из своего колчана стрелу и торопливо подал ее.

Словно шелест прошел по лесу. И снова все смолкло, выжидая.

Этнограф так же медленно и спокойно, будто в университетской аудитории перед внимательными, притихшими студентами, скрестил обе стрелы и поднял над головой, чтобы видно было всем. Затем швырнул стрелы наземь, наступил на них ногой и сломал их.

«Мы не хотим воевать. Мы пришли к вам с миром!» — так надо было понимать Савчука.

Не знаю, правильно ли поняли его. Возможно, поступок этнографа восприняли как некий магический обряд, который должен заворожить стрелы, обезвредить их. Не исключено, впрочем, что на живое воображение «детей солнца» просто подействовала спокойная отвага Савчука.

Но лес как бы расступился перед нами.

Мы почувствовали это по неуловимым признакам. Гуканье и свист возобновились, не приближаясь и не удаляясь, словно бы обтекая нас.

Стараясь не оглядываться, участники экспедиции как привязанные двинулись за Кеюльканом.

Мы прошли так несколько шагов и остановились. Откуда-то из глубины леса раздался протяжный призывный крик. Интуиция моя была так обострена, что я сразу же догадался: передовой отряд оттягивают назад. Зачем? Хорошо это или плохо? Быть может, Хытындо, Якага и Ланкай собирают силы, чтобы дать нам бой подле чумов?

Птичьи голоса внезапно смолкли. Будто полоса косого дождя пронеслась по лесу, ветви заколебались, кое-где осыпалась хвоя, и наступила тишина. Мы поняли, что остались в лесу одни.

— Почему они ушли? — спросила Лиза вполголоса.

— Не знаю… Узнаем!..

И Савчук решительно зашагал дальше.

В конце тропы на противоположном скате котловины уже видна была поляна, на которой чернели чумы.

Поляна была пуста всего несколько минут. Вдруг из-за чумов показались длинные раскачивающиеся копья.

Воинов становилось все больше и больше. Они сосредоточились перед чумами и затем все вместе, слитной массой, двинулись вниз по склону.

По-видимому, их было человек сто с небольшим. Мы различали даже идущих сзади, так как «дети солнца» спускались со склона, держась очень кучно. Но в движении их был заметен определенный порядок. Мужчины взяли женщин и детей в середину кольца, воинственно ощетинившись копьями. На флангах трусили кудлатые тощие собаки с опущенными мордами.

В этом было что-то грозное и вместе с тем до боли трагическое, хватающее за душу.

Смертники шли на нас! «Дети солнца» готовились умереть!

Ведь они считали, что мы посланцы Птицы Маук, «злая тундра», их исконные враги, и не ждали пощады. Мы пришли вслед за ними, мы догнали их!..

Оглянувшись, я понял по лицам моих спутников: они переживают то же, что и я. В этот момент мы совершенно забыли об опасности, угрожавшей нам.

Неужели это и впрямь «каменные люди», обитатели Страны Семи Трав, люди из сказки — во плоти и крови? До них осталось каких-нибудь триста-четыреста метров…

Движение сомкнутой массы «детей солнца» происходило в абсолютной, гнетущей тушине. Даже топота ног слышно не было: люди были обуты в мягкую обувь, которая скользила по траве.

Чем ближе подходила толпа, тем лучше удавалось рассмотреть отдельные подробности: раскачивавшиеся копья, вытертую, в проплешинах, меховую одежду, пестрое оперение стрел, которые высовывались из колчанов.

Люди шли без снеговых очков, без масок. Но лица были как маски: пугающе мрачные, застывшие, неподвижные.

«Дети солнца» двигались локоть к локтю, не убыстряя и не замедляя шаг. Смертники смотрели на нас в упор, не произнося ни звука.

И вдруг мы увидели, что фланги стали медленно расходиться в разные стороны как крылья, — мужчины расступались, пропуская вперед женщин и детей, которые прятались до этого за их спинами.

Невозможно было выразиться более лаконично и ясно!

«Дети солнца» выдвинули вперед своих женщин и детей, показывая, что полностью доверяют нам.

Это было похоже на то, как человек, приближавшийся с опущенной головой и сжатыми кулаками, внезапно широким жестом развел бы руки в стороны и показал ладони: смотрите, в них нет ничего, я друг, а не враг.

Это означало и другое.

— Петр Арианович победил! — вскричала Лиза, шагнув вперед. — Петр Арианович жив! Жив!..

Она была права. Нам стало понятно, что Петру Ариановичу удалось победить Хытындо. В междоусобной ли схватке, на сходе ли племени — пока не знали. Но в решающий миг был брошен на весы авторитет русского человека, прожившего с «детьми солнца» более двадцати лет. И доверие к Тынкаге перевесило вековое недоверие к «злой тундре», где обитает Птица Маук.

Но сомнение еще осталось. Что, если Тынкага ошибся? Что, если это идут враги, а не друзья?

«Дети солнца» были теперь совсем близко от нас. Можно было уже рассмотреть выражение их лиц. Губы были крепко сжаты. Над раскрашенными скулами жили только глаза. Такие же черные и быстрые, как у Кеюлькана, они были обращены на нас с непередаваемым выражением мучительного вопроса.

Толпа подвигалась по-прежнему в молчании. На руках одной из женщин заплакал ребенок. Она тотчас же зашикала на него, не спуская с нас широко раскрытых, испуганных глаз. Слышно было позвякивание костяных украшений на одежде, прерывистое, взволнованное дыхание.