Юрий Долетов - Страна «гирин герен»

Естественные благоприятные условия, позволяющие получать при хорошей погоде, соблюдении агрономических приемов два, а то и три урожая в год, дали нигерийцам основание говорить о своей земле, как о «золотой гусыне», способной нести «золотые яйца».

Колониальное вмешательство нарушило исторически сложившуюся структуру нигерийского, как и всего африканского, земледелия. Местным крестьянам была навязана система выращивания какой-нибудь одной сельскохозяйственной культуры, так называемой монокультуры, предназначенной исключительно для вывоза в Англию. Юго-восточная часть Нигерии была отведена для каучуконосов, юго-западная — для какао-бобов, северная — для арахиса. Под экспортные культуры английские плантаторы захватили самые плодородные земли. Весь урожай направлялся в метрополию и там после переработки втридорога шел в продажу на мировом рынке в виде готовой продукции. Нигерийская «золотая гусыня» несла «золотые яйца» для заморских толстосумов, а местные крестьяне их никогда не видели.

Став свободной, Нигерия все еще не может избавиться от ранее созданной колонизаторами «сельскохозяйственной специализации». Слишком часто монокультура является важнейшим, а иногда и единственным для крестьянина источником денежных поступлений. А надежда на «золотые яйца» остается пока несбыточной мечтой. Причин немало: примитивные методы обработки земли и возделывания различных культур, унаследованные еще от предков, нехватка техники, удобрений, ядохимикатов…

Джунгли настойчиво стремятся поглотить плантацию, и Акину непрестанно приходится отбивать их наступление мотыгой и мачете — своими единственными орудиями труда. Два раза в год он собирает плоды, коричневые зерна после просушки сдает закупочной компании. Парень и понятия не имеет, что происходит с ними дальше. Он никогда не пробовал шоколада, который вырабатывается на кондитерских фабриках из Какао. Акину помогают сестры, но они больше заняты на ближнем участке, где выращивают для пропитания семьи овощи, маис, ямс. В среднем от продажи какао-бобов набегает в год 100-150 найр. При таких более чем скромных доходах и такой семье попробуй собери оуво для выкупа и свадьбы…

После моего отъезда Акин изредка напоминал о себе — присылал с оказией свежие фрукты. И вот недавно удивил: пригласил на свадьбу.

В назначенный день, промчавшись часа два с ветерком по пустынному ранним утром шоссе, я въехал в знакомую деревню. Акин около хижины перебирал пустые кувшины. Он долго тряс мою руку, позвал мать, сестер. Из второй хижины вышли невысокая женщина и четыре худеньких девочки-подростка. Поздоровались.

Акин, жестикулируя, стал пространно рассказывать о нашем знакомстве. Потом, когда мать и сестры оставили нас вдвоем, перешел к собственным делам, которые в последнее время изменились к лучшему. Правительство выделило крестьянам большую ссуду. Он купил ядохимикаты, несколько мешков удобрений; как советуют специалисты-консультанты, тщательно обработал плантацию и два раза подряд получил отменный урожай. Да и продал какао-бобы с немалой выгодой: власти повысили на них закупочную цену.

— Выходит, «золотая гусыня» может нести «золотые яйца»?

— Еще как! Хватило на все семейные расходы, кое-что еще осталось. Раз деньги водятся, можно было подумать и о женитьбе.

Тут Акин спохватился: уже девять утра — время собирать тумбо.

— А почему сам? Ты как-никак жених! Попросил бы кого-нибудь.

— У нас так не принято, — твердо сказал Акин. — Жених сам должен о тумбо позаботиться. Какой же он мужчина, если на пальму не может взобраться? Родственники жены обязательно спросят, кто готовил тумбо. На свадьбу вся деревня придет: мужчине с крепкой рукой, как у нас говорят, полагается приглашать много гостей. Они тоже поинтересуются, сам ли жених лазил за тумбо. Вообще-то односельчане не очень тянутся к вину. Бражничать считается у нас срамным, греховным занятием.

— Даже на свадьбе? — сыронизировал я, указывая на приготовленные кувшины.

— Какое это вино! Называем лишь так. А тумбо-то всего-навсего — легкий, нежный пальмовый сок. Бодрит, веселит! Что еще надо? Хоть бочку выдуй, если осилишь, а пьян не будешь. Можешь убедиться…

Вспомнив этот разговор, пока Акин находился на пальме, я присел перед одним из наполненных кувшинов. Сок бродил, белая пена переваливалась через край. Я провел по горлышку пальцем, поднес его к губам. Сок был сладковато-терпкий, напоминал по вкусу сидр.

Мы возвращались из леса в полдень, наступая на собственную тень. Время от времени останавливались передохнуть.

На усадьбе Акин отнес кувшины в хижину, вышел с двумя орехами кола на блюдечке — ими, согласно обычаю, угощают гостя. Усадил меня на скамейку, что стояла под пальмой, а сам вернулся в хижину.

Я расковырял податливую коричневую кожуру. Внутри были мелкие взбадривающие орешки с пунцовыми ядрышками. Занимаясь орешками, я осмотрелся. Двор, ранее пустынный, преобразился. Везде, где было свободное место, женщины устроили очаги: между двумя кирпичами из необожженной глины пылали костры. В котлах булькало какое-то варево. Здесь же босоногие мальчишки толкли в деревянных ступах ямс, кололи для костров чурки. Мать Акина переходила от жаровни к жаровне, длинной поварежкой пробовала варево, что-то говорила женщинам. Те согласно кивали, добавляли в котлы перца, пучки каких-то трав.

Вернулся Акин в элегантном сером костюме, белой сорочке, блестящих ботинках. Сел рядом на скамейку, взял с блюдечка орех. Во двор гурьбой ввалились деревенские парни — приятели Акина. Начали восхищенно его оглядывать, хлопать по плечу.

— Тебя не узнать!

— Министр, да и только! Вот это жених!

Неожиданно парни притихли: к Акину подошла девушка. Приталенное платье из синей с отливом материи подчеркивало стройность ее фигуры. Девушка легко, пружинисто ступала, прямо неся голову. Пышные волосы были стянуты в пучок. Она неотрывно смотрела на Акина, застенчиво улыбаясь.

— Познакомьтесь! Моя невеста! Девушка протянула мне руку:

— Айока.

Акин и Айока отошли в сторону о чем-то поговорить. Минут через пять, когда Айока ушла, один из парней шутливо спросил:

— И где ты только нашел такую красавицу?

Акин улыбнулся и, наверное, в сотый раз начал рассказывать о своей избраннице, явно предназначая повествование не столько для приятелей, сколько для меня…

Он возвращался с плантации. От деревьев на тропинку легли длинные тени. На опушке леса Акин увидел тоненькую девушку. Она пыталась поднять на голову вязанку хвороста, но не могла: перестаралась, собрала слишком много. Акин остановился: «Чья это? Почему раньше не примечал?». И тут же сообразил: целыми днями он торчит на плантации, а вечером хватает дел дома. Где тут уследить, как в деревне подрастают красавицы.