Джон Фолкнер - Отель с привидениями (сборник)

13 Понсфорт Билдингз, Бат

21 октября 1867 года

Дорогой Эдвард,

Мне предстоит выполнить волю твоего покойного отца, завещавшего рассказать тебе о событиях последних лет его жизни, когда ты достигнешь совершеннолетия. Я написала эту историю, отчасти полагаясь на свои воспоминания, которые — увы! — до сих пор живы в моей памяти, отчасти используя записи, сделанные вскоре после смерти брата. Теперь, когда ты стал взрослым, посылаю тебе свой рассказ. О многом на этих страницах мне было мучительно больно писать, но, по моему разумению, тебе лучше узнать правду от меня, чем услышать небылицы от людей, которым твой отец не был так бесконечно дорог, как мне.

Любящая тебя тетушка

София Малтраверз.

Сэру Эдварду Малтраверзу, баронету.

Твой отец, Джон Малтраверз, родился в 1820 году и унаследовал титул и родовое поместье после кончины нашего батюшки, которого мы лишились еще совсем малыми детьми. В положенный срок Джона отдали учиться в Итон, а когда ему минуло девятнадцать, было решено, что он продолжит образование в Оксфорде, в колледже Церкви Христовой. Однако доктор Сардсделл, гостивший в Уорте летом 1839 года, уговорил нашего опекуна, мистера Торесби, отправить своего воспитанника в колледж Магдалины, ректором которого он в то время был. Обещая взять Джона под свое покровительство, он утверждал, что в таком большом заведении, как колледж Церкви Христовой, молодой человек, еще порой по-юношески застенчивый, будет чувствовать себя одиноко. Мистер Торесби, неизменно пекущийся о благе своего подопечного, сразу же отмел все прочие соображения, и осенью 1839 года брат поступил в колледж Магдалины.

Доктор Сардсделл сдержал слово и предоставил в распоряжение брата прекрасные комнаты на втором этаже — спальню и гостиную, окна которой выходили на Нью-Колледж-лейн.

Не буду писать о первых двух годах, проведенных братом в Оксфорде, — они никак не связаны с нашей историей. Скажу только, что прошли они в обычной череде занятий и развлечений, традиционных для Оксфорда той поры.

С детских лет Джон страстно увлекался музыкой и достиг немалого мастерства в игре на скрипке. Осенью 1841 года он познакомился с мистером Уильямом Гаскеллом, необычайно одаренным студентом Нью-Колледжа и к тому же прекрасным музыкантом. В те годы занятия музыкой еще не были столь популярны в Оксфорде, как впоследствии, когда возникли многочисленные кружки, способствующие распространению этого увлечения среди студентов. Можно представить, как обрадовались молодые люди, узнав, что один из них не мыслил себе жизни без фортепьяно, а другой без скрипки. Общее увлечение сблизило их, и вскоре взаимная симпатия переросла в тесную дружбу. Хотя мистер Гаскелл был человеком состоятельным, он не обзавелся фортепьяно в университете и потому с радостью принял предложение Джона, у которого в гостиной стоял прекрасный инструмент работы д'Альмена, подаренный ему опекуном ко дню рождения.

Отныне молодые люди проводили вместе почти все свободное время. Осенью 1841 года и весной 1842 они каждый вечер встречались у Джона и подолгу музицировали — брат играл на скрипке, а мистер Гаскелл на фортепьяно.

Если не ошибаюсь, в марте 1842 года Джон приобрел одну вещь, которой суждено было сыграть роковую роль в его жизни. Это было низкое плетеное кресло — подобный стиль только начинал входить в моду в Оксфорде, а ныне он повсеместно принят в жилых помещениях университета. Сиденье было снабжено подушкой, обтянутой ярким мебельным ситцем; Джон купил кресло у обойщика на Хай-стрит, правда, как совершенно новое.

На пасхальные каникулы дядя мистера Гаскелла увез его с собой в Рим. Получив разрешение начальства колледжа, мистер Гаскелл продлил свое пребывание в Италии и вернулся в Оксфорд в середине мая, когда летний триместр давно начался. Ему не терпелось поскорее увидеться с другом, и в первый же вечер после приезда он поспешил к Джону. Молодые люди, не зажигая огня, просидели за беседой допоздна. Мистер Гаскелл много рассказывал о путешествии по Италии и особенно восторгался чудесной музыкой, которая звучала на Пасху в тамошних храмах. Живя в Риме, он брал уроки игры на фортепьяно у знаменитого итальянского профессора и настолько увлекся музыкой XVII века, что привез с собой сочинения композиторов той эпохи, написанные для скрипки и клавесина.

Пробило одиннадцать, когда мистер Гаскелл отправился к себе в Нью-Колледж. Ночь выдалась на удивление теплой. Светила почти полная луна. Джон немного посидел на диване у раскрытого окна, вспоминая рассказы своего друга об итальянской музыке. Спать ему не хотелось, он зажег свечу и начал листать ноты, оставленные мистером Гаскеллом на столе. Его внимание привлекла продолговатая тетрадь в старом кожаном переплете, на котором золотом был оттиснут какой-то неясный герб. Оказалось, что это рукописная копия ранних сюит Грациани для скрипки и клавесина, судя по всему, сделанная в Неаполе в 1744 году, много лет спустя после смерти композитора. Хотя чернила пожелтели и выцвели, копия была выполнена с большим тщанием, и хороший музыкант мог читать ее без особых затруднений, несмотря на старинное нотное письмо.

То ли по чистой случайности, то ли повинуясь некоему таинственному повелению, которое человеческому уму не дано постичь, взгляд Джона остановился на сюите из четырех частей с basso continuo, или цифрованным басом. Все остальные сочинения в тетради были обозначены номерами, и только эту сюиту автор выделил особо, дав ей название «Ареопагита». Джон почти машинально поставил ноты на пюпитр, вынул из футляра скрипку и, быстро настроив ее, проиграл первую часть, стремительную куранту. Одинокая свеча бросала слабый свет на нотные листы, и на их неровной поверхности колебались тени. Дело в том, что страницы тетради довольно сильно покоробились, как бывает со старинными книгами из толстой бумаги, пролежавшими под спудом с незапамятных времен. Джон с трудом разбирал ноты, но старинная музыка захватила его, и ему не хотелось отвлекаться, чтобы зажечь свечи в канделябре на письменном столе. За курантой следовала сарабанда, а за нею — гальярда. Джон играл, повернувшись лицом к окну, спиной к комнате, где стояло большое плетеное кресло, о котором я упоминала.