Галимов Брячеслав - Большая волна

Корэмаса, плотно сбитый и тяжеловесный человек, одних лет с князем, поклонился и произнес:

– Ваши крепости, мой повелитель, так же неприступны, как высокие горы со снежными вершинами. Дикие псы не смогут их одолеть. Наши воины подобно горным орлам падут на этих псов и обратят их в бегство. Уже не раз наши крепости выручали нас в трудную пору; уже не раз вражеские нашествия разбивались о них, как волна разбивается о камень… Войско князя Мицуно не сможет долго осаждать ни одну из наших цитаделей – среди его людей скоро начнутся раздоры, их поразят болезни, замучает голод. А мужество наших солдат, мой повелитель, неиссякаемо, они выдержат любую осаду, они уничтожат тысячи врагов под стенами своих крепостей. Мы будем драться насмерть, и если даже падут крепостные стены, мы из собственных тел возведем непреодолимую преграду для противника. Наш дух – наша твердыня, о которую разобьется нашествие Мицуно.

– Твои слова высоки и благородны, Корэмаса, – отвечал ему князь, – они гордостью наполнили мою душу. Но и твое предложение я не могу принять. Да, мы выдержим натиск князя Мицуно, укрывшись за стенами, но страна будет страшно разорена. Если бы наше войско было больше, мы разделили бы его, и одна часть наших солдат держала бы оборону крепостей, а другая не позволила бы Мицуно хозяйничать на нашей земле. Но мы не имеем столько воинов, а значит, дикие псы Мицуно станут бесчинствовать в наших землях, убивать наших людей, и мы не сможем этому помешать. Да, Мицуно, в конце концов, отступит, но мы останемся в пустыне, усыпанной мертвыми телами… И опять же время будет против нас: князь Мицуно уйдет с богатой добычей, что позволит ему набрать армию сильнее прежней. Через год-два он снова решится на завоевание нашей земли, и как нам тогда удержаться, – без припасов, без людей?

Князь замолчал, полная тишина стояла и в зале.

– Кто еще хочет высказаться? – произнес, наконец, повелитель и обвел взором всех, кто здесь присутствовал. Ему попался на глаза Такэно, который явно собирался что-то сказать. Князь нахмурился и взгляд его стал грозным, – ведь этот молодой и незнатный самурай не относился к числу тех, кому было позволено говорить в столь высоком собрании. Это было бы непростительной дерзостью; к таким, как Такэно, князь не обращался за советом. Уже одно то, что Такэно воспринял на свой счет призыв князя высказаться, свидетельствовало о пренебрежении молодого самурая правилами приличия и нормами поведения при дворе.

Такэно понял, что означал взгляд повелителя, и смущенно потупился, кляня себя за высокомерие и заносчивость.

Князь, между тем, продолжал вглядываться в лица своих вассалов, ожидая ответа. Поняв, что им больше нечего сказать, он поднялся со своего места:

– Ну что же, пусть мы не нашли сегодня нужный путь, но зато и не пошли по неправильной дороге; значит, наше собрание было ненапрасным. Сохраните в строжайшей тайне всё что вы здесь услышали, и подумайте еще, как нам быть.

Такэно дожидался, когда знатные господа покинут вместе со своими слугами княжеский двор: лучше было переждать сумятицу, чтобы спокойно выйти и отправиться в город. И, как оказалось, он хорошо сделал, что не стал торопиться, – к нему подошел управляющий князя и шепнул, что повелитель хочет немедленно видеть Такэно.

Князь прогуливался по крепостной стене. Здесь, наверху, туманный покров был таким плотным, что даже дождь терялся в нем, – дождевые капли перемешивались с влагой этого непроницаемого покрывала и переставали падать вниз; таким образом, воздушная стихия превращалась в стихию водную. Где-то под стенами слышались голоса людей и скрип повозок, но все это было как будто в другом мире, отличающемся от этого мира, как сон отличается от реальности. Такэно даже потряс головой, чтобы избавиться от наваждения; потом разглядел в тумане силуэт князя и направился в ту сторону.

Подойдя к повелителю, Такэно склонился так низко, как только мог.

– Я недоволен тобой, Такэно, – услышал он резкий и суровый голос князя. – Как ты посмел выказать желание говорить на моем Совете!.. Или я ошибся, и ты не собирался просить слова?

– Нет, мой господин, вы не ошиблись. Я действительно хотел говорить, – признался Такэно.

– Дерзкий юнец! Сколько раз я требовал, чтобы ты смирил свою гордыню. Какое право ты имел даже помыслить об этом; какой гордыней надо было преисполниться, чтобы забыв о почтительности к тем, кто старше тебя по возрасту и выше по положению, пытаться заставить их слушать тебя! Ты рассердил меня, Такэно. Я жалею, что пригласил тебя на Совет, ты недостоин этого.

– Я готов понести любое наказание, мой господин, – с искренним раскаянием пробормотал Такэно.

Наступила пауза.

– Пусть мое недовольство будет наказанием для тебя, – строго проговорил князь после долгого молчания. – Я редко ошибаюсь в тех, кого приближаю к себе; я бы не хотел, чтобы ты стал моей ошибкой.

Такэно весь съежился и вздохнул.

– Запомни этот урок, Такэно, – произнес князь уже мягче. – А теперь сообщи мне, что ты собирался сказать на Совете. Но запомни, я слушаю тебя не потому, что ты заслуживаешь этого; твое мнение интересует меня по иной причине. Мои старые, опытные, много повидавшие на своем веку полководцы знают в тысячу раз больше, чем знаешь ты; они в стократ умнее тебя, и у них есть мудрость, которой у тебя еще нет. Однако эти их достоинства иногда становятся недостатком: случается, что ответ на сложный вопрос не требует ни знаний, ни опыта, ни мудрости, которые только мешают видению жизни; иной раз несмышленый ребенок бывает умнее мудреца. Вот почему я решил выслушать тебя, Такэно. Говори просто и ясно, не стараясь никому подражать.

– Мой господин, – волнуясь, сказал Такэно, – Я вдруг вспомнил слова своего наставника в военной школе. Он говорил мне, что поток мысли не должен останавливаться на каком-нибудь одном предмете, иначе поток перестанет быть потоком, а предмет этот покажется неодолимым препятствием. Если меч противника стал для тебя главным предметом, к которому приковано твое внимание, учил меня наставник, ты перестаешь владеть собою и неизбежно терпишь поражение, – но если смотреть на поединок как бы со стороны, то сразу заметишь, что любое движение противника тебе на пользу. В неподвижности больше устойчивости, чем в движении; стоит противнику сделать хоть малейшее движение, как его устойчивость уменьшается, и он становится уязвимым. Битву всегда выигрывает тот, кто сохранил устойчивость, – и душевную, и телесную. Ну, и конечно, воин должен быть умелым и хорошо вооруженным… Вот что я хотел сказать в зале Совета, мой господин.

– Только это и ничего другое? – спросил князь.