Глеб Горышин - Глядя в глаза Ладоге

— Где вы были, ребята, в тяжелые для нас времена, когда завод закрывали? После драки легко кулаками размахивать. Идемте ко мне в кабинет.

О канаве первому не докладывали. Пригласил второго, Александра Васильевича Брежнева, тоже молодого, в очках, крайне настороженного. В самый пик приозерской сшибки Брежнев занял правильную позицию, проявил твердость (Кармановский пришел в горком позже); о канаве он тоже не знал. Приехавший вместе с нами фотокорреспондент щелкал блицем, поставленный на стол магнитофон подмигивал. Секретари нервничали: еще не привыкли к таким наскокам общественности — в безопасных стенах родного горкома.

К Юрию Сергеевичу Ланину я зашел один. Он знал про канаву, однако не выказал какого–либо беспокойства. Может быть, устал человек от уготованной ему роли защитника Ладоги № 1 или знал что–то, чего мы не знали. Он сказал, что если какую–то толику из Дроздова сбросят в Щучий, едва ли что изменится, при фильтрующей дамбе и очистных сооружениях, которые вот–вот введут в строй. А канава — что же? Скорее всего, экскаваторщику дали объем работ, он его выполнил… не в том месте. Нарыли — зароют.

Председатель Приозорского горисполкома Виталий Максимович Степанько был занят на сеансе прямой связи с трудящимися. Мы дождались его, объяснили, в чем дело. Он тотчас подхватился ехать — тоже про канаву не знал. Приехали па ту самую перемычку, еще постояли над канавой… Как–то и говорить было не о чем. Прошелестело кем–то оброненное слово «провокация». Чья? Против кого? Будто в происходящем никто, не взирая на должность, не волен был распорядиться, взять на себя верховенство, твердо решить, что станется завтра с этим озером, этим городом, этим заводом. Местное начальство за что–то отвечало, что–то предпринимало, разумеется, во благо города, горожан. Однако верховодила более сильная рука. Известно чья — Минлеспрома, заказчика, того, кто платит.

Завод при городе или город при заводе? Этот вопрос вопросов нашего социального — и экологического — благоустройства вставал со всей остротой на XIX партконференции, г ним прежде всего обратились трудящиеся Красноярского края к М. С. Горбачеву, во время его поездки туда…

Стоя у края канавы с поникшей головою, председатель Приозорского горисполкома произнес примерно такой монолог:

— Целлюлозный завод закрыли, перепрофилировали производство на мебельное, по многие у нас ведут себя так, как будто ничего не изменилось, пойдет, как шло, а это временное… Кстати, и новое производство не так безобидно для окружающей среды, как принято считать… Все, что строится здесь — на счет Минлеспрома, им финансируется, оттуда и направляется. У нас нет экономических рычагов — сколько–нибудь эффективно контролировать, нет прав. Вот разве частичные санкции через санэпидстанцию…

В обширной публицистике на эту тему с наибольшим, на мой взгляд, здравомыслием высказался Василий Олюнин в статье «Условия нашего роста» («Знамя», № 7, 1988): «Социализм действительно более подходящ для централизованного управления экономикой, и оно совершенно необходимо, тут и вопроса нет. Но централизм удобнее обеспечить не тотальным директивным планированием, а иначе — косвенными, по преимуществу экономическими приемами. Их широко используют в мире. Приведу пример.

Япония первая среди развитых стран приблизилась к экологической катастрофе. Это ведь одна из самых перенаселенных стран, стремительно растущая экономика буквально сживала людей со свету… Случались массовые отравления отходами производства. Сегодня… ничего такого нет. Так что же, население вдруг сговорилось и стало беречь среду обитания? Нет, тут государство взяло дело в свои руки. Допустил предприниматель вредные выбросы, — улетят такие деньги, за которые найдутся охотники убирать грязь. Государство ввело жесткие стандарты на выхлопы из автомобилей и объявило: через пять лет эти нормы вступят в действие. Автостроительные корпорации, хочешь не хочешь, переходят на выпуск машин, отвечающих таким стандартам. Знакомый журналист, побывавший недавно в Японии, говорил: «Наш ‟Москвич» там и квартала не проехал бы». Это и есть централизм управления на деле. А мы все директивы пишем, планы составляем, как спасти Байкал и Ладогу».

На обратной дороге от Дроздова озера в Приозерск, в сгустившихся сумерках, навстречу нам попал бульдозер, посланный зарывать канаву. Мои спутники что–то умолкли, задумались. Слева, скрытая за соснами, молчала Ладога. Если остановиться, выйти из машины, можно ощутить дыхание большой воды.

Год назад я пустился в путь вокруг озера с мыслью поглядеть ему в глаза, по озеро не откликалось, отводило глаза; его взор направлен внутрь себя. Подумалось: раскокаем голубую чашку из сервиза — семейную радость — жалко до слез. А тут в руках у нас божественный сосуд, наполненный животворящей влагой. Рук слишком много, а надобна только одна, исполненная силы и благоразумения.