Жюль Верн - Путешествие и приключения капитана Гаттераса

На следующий день на рассвете вахтенный приметил какой-то корабль: то был датский корвет «Валькирия», шедший контр-галсом к «Форварду» и направлявшийся к Ньюфаундленду. Сила течения пролива начала чувствоваться, и, чтобы противостоять ей, пришлось прибавить парусов.

Шандон, доктор, Джемс Уолл и Джонсон стояли на юте, наблюдая скорость и направление течения.

— Доказано ли, — спросил доктор, — что в Баффиновом заливе существует постоянное течение?

— Ну, конечно, — ответил Шандон, — ведь парусные суда с трудом идут против него.

— Тем более, — добавил Джемс Уолл, — что оно встречается у восточных берегов Америки и западных берегов Гренландии.

— В таком случае этот факт подтверждает мнение моряков, уверенных в существовании Северо-Западного прохода, — сказал доктор. — Скорость этого течения приблизительно пять миль в час, и трудно допустить, чтобы оно начиналось в заливе.

— Ваше рассуждение очень убедительно, доктор, — заметил Шандон, — потому что этот поток направляется с севера на юг, а в Беринговом проливе существует другое течение, которое идет с юга на север и, по всей вероятности, дает начало первому.

— Таким образом, господа, — сказал доктор, — можно допустить, что Америка совершенно отделена от полярных земель и что воды Тихого океана, обогнув ее северные берега, изливаются в Атлантический океан. Впрочем, вследствие более высокого уровня Тихого океана воды его должны направляться к морям Европы.

— Однако, — возразил Шандон, — должны же существовать какие-нибудь факты, подтверждающие эту теорию. Если же они есть, — не без иронии добавил он, — то наш всеведущий ученый должен их знать.

— Еще бы! И если это вас интересует, — любезно отозвался доктор, — я вам скажу, что китов, раненных в Девисовом проливе, через некоторое время убивали у берегов Восточной Азии, причем в теле их еще торчали европейские гарпуны.

— Если они не обогнули мыс Горн или мыс Доброй Надежды, то неизбежно должны были обойти вокруг северных берегов Америки. Это несомненно так, доктор, — заметил Шандон.

— Но чтобы вполне вас убедить, дорогой Шандон, — улыбаясь, сказал Клоубонни, — я могу привести и другие факты, например, наличие в Девисовом проливе большого количества плавучих деревьев: лиственниц, осин и других древесных пород, характерных для теплых стран. Мы знаем, что Гольфстрим не дал бы этим деревьям достигнуть пролива; но если их там находят, то, значит, они могли попасть в него только через Берингов пролив.

— Вы меня убедили, доктор; впрочем, трудно было бы вам не поверить после таких доводов.

— Кстати, — заметил Джонсон, — вот предмет, который нам многое объяснит. Я вижу в море дерево довольно крупных размером, и, если мистер Шандон позволит, мы поднимем на борт этот древесный ствол и спросим у него, из какой страны он прибыл.

— Отлично! — воскликнул доктор. — Сначала правило, затем подтверждающий его факт.

Шандон отдал приказание; бриг направился к замеченному куску дерева, и немного спустя матросы не без труда подняли его на борт.

Это был ствол красного дерева, до самой сердцевины источенный червями, без чего он, впрочем, и не мог бы плавать.

— Вот великолепное доказательство! — восторженно воскликнул доктор. — Дерево это не могло быть занесено в Девисов пролив течениями Атлантического океана; с другой стороны, реки Северной Америки тоже не могли занести его в полярный бассейн, поскольку красное дерево растет только под экватором; ясно, как божий день, что оно попало сюда прямехонько через Берингов пролив. Впрочем, посмотрите, господа, на этих червей: они водятся только в теплых странах.

— Это наносит удар ученым, отрицающим существование знаменитого прохода, — заметил Уолл.

— Это положительно убивает их! — отвечал доктор. — Я постараюсь набросать маршрут этого дерева: оно занесено в Тихий океан какой-нибудь рекой Панамского перешейка или Гватемалы; затем течение увлекло его вдоль берегов Америки до Берингова пролива, и волей-неволей дерево попало в полярные моря. Заметьте, это дерево еще довольно крепкое и еще не стало губчатым, поэтому можно думать, что оно недавно покинуло родину и благополучно миновало препятствия, какие встречались в проливах, ведущих в Баффинов залив; подхваченный северным течением, ствол прошел Девисов пролив и, наконец, попал на борт «Форварда», к великой радости доктора Клоубонни, который просит у господина Шандона позволения сохранить на память кусок этого дерева.

— Сделайте одолжение, — сказал Шандон. — Но позвольте мне в свою очередь сказать вам, что вы будете не единственным обладателем такого рода находки. У губернатора датского острова Диско…

— …у берегов Гренландии, — прервал его доктор, — имеется стол, сделанный из дерева, добытого из моря при таких же обстоятельствах, — мне это известно, дорогой Шандон. Но я не завидую северному сановнику, потому что, не будь так трудно вылавливать эти стволы, я мог бы отделать целую спальню таким деревом, — так его здесь много.

Всю ночь со среды на четверг дул яростный ветер. Плавучие стволы попадались все чаще. Приближаться к берегу было опасно в эту пору года, когда часто встречаются льдины, поэтому Шандон приказал убавить паруса, и «Форвард» пошел несколько медленнее под фоком и стакселем.

Термометр опустился ниже нуля. Шандон велел выдать экипажу теплую одежду: шерстяные куртки и брюки, фланелевые фуфайки и теплые чулки, какие носят норвежские крестьяне. Каждый матрос был снабжен, кроме того, морскими непромокаемыми сапогами.

Что касается капитана, то он довольствовался своей природной шубой; по-видимому, он был мало чувствителен к колебаниям температуры и, вероятно, уже не раз переносил подобного рода лишения. Впрочем, как датский дог, он и не имел права быть слишком требовательным. Его редко видели, так как он почти все время прятался в самых темных уголках корабля.

К вечеру в просвете тумана показались берега Гренландии под 37ь2'7" долготы. Доктор, вооружившись подзорной трубой, несколько минут наблюдал цепь остроконечных гор, покрытых ледниками; но густой туман вскоре закрыл их, точно театральный занавес, упавший в самом интересном месте пьесы.

20 апреля утром «Форвард» оказался в виду айсберга высотой в сто пятьдесят футов, севшего в этом месте на мель еще в незапамятные времена. Оттепели не оказывали на него никакого действия и щадили его причудливые формы. Его видел еще Сноу; Джемс Росс в 1829 году зарисовал его, а в 1851 году французский лейтенант Белло, на корабле «Принц Альберт», совершенно ясно мог его разглядеть. Понятно, что доктор пожелал иметь изображение этой замечательной горы и очень удачно срисовал ее.

Нет ничего удивительного, что такие громады садятся на мель и неразрывно сливаются с морским дном; обычно они возвышаются над водой примерно на одну треть своего объема, так что айсберг, о котором идет речь, сидел в море на глубине около восьмидесяти морских саженей.