Жюль Верн - Путешествие и приключения капитана Гаттераса

Доктора тронуло это сближение, эта, так сказать, моральная связь между двумя клочками земли на крайнем севере.

Исполняя советы Джонсона, доктор уже начал привыкать к холоду; он почти все время находился на палубе, невзирая на стужу, ветер и снег. Хотя он несколько похудел, здоровье его не страдало от сурового климата. Впрочем, он был готов встретить еще большие невзгоды и не без удовольствия отмечал признаки приближающейся зимы.

— Посмотрите, — сказал он однажды Джонсону, — посмотрите: стаи птиц направляются к югу! Как быстро они несутся, издавая прощальные крики!

— Да, доктор, что-то подсказало им, что пора убираться, и они пустились в путь.

— Мне думается, Джонсон, многие из нас не прочь бы последовать их примеру.

— Только трусы, доктор. Черт побери! У птиц нет запасов продовольствия, как у нас, и им волей-неволей приходится отыскивать себе пищу. Но моряки, которые чувствуют под собой крепкий корабль, могут махнуть хоть на край света.

— Вы думаете, Гаттерасу удастся осуществить свои замыслы?

— Удастся, доктор.

— Я тоже так думаю, Джонсон, — и если бы даже с ним остался только один верный товарищ…

— Нас будет двое!

— Да, Джонсон! — ответил доктор, пожимая руку честному моряку.

Земля Принца Альберта, вдоль берегов которой шел «Форвард», называется также Землей Гриннелла. Гаттерас из ненависти к янки никогда не называл ее этим именем, под которым, однако, она общеизвестна. Вот причина двойного наименования: англичанин Пенни назвал ее Землей Принца Альберта, а командир судна «Рескью», лейтенант Хевен, почти в одно и то же время окрестил ее Землей Гриннелла, в честь американского коммерсанта, снарядившего в Нью-Йорке на свой счет экспедицию.

Огибая ее берега, «Форвард» сталкивался с целым рядом серьезных препятствий и шел попеременно то под парусами, то под парами. 18 августа бриг находился в виду горы Британия, едва заметной в тумане, а на следующий день встал на якорь в заливе Нортумберленда. Он был со всех сторон окружен льдами.

Гаттерас командовал при отдаче якоря; затем он ушел к себе в каюту, взял карту и тщательно определил местонахождение брига; как оказалось, он находился под 7657' широты и 9920' долготы, то есть всего в трех минутах от семьдесят седьмой параллели. Как раз в этих местах сэр Эдуард Бельчер провел первую арктическую зиму на судах «Пионер» и «Ассистенс». Отсюда на санях и лодках он предпринимал различные походы, во время которых открыл Столовый остров. Северный Корнуолл, архипелаг Виктории и пролив Бельчера. Он заметил, что за семьдесят восьмым градусом берега начинают уклоняться к юго-востоку; по-видимому, они примыкали к берегам пролива Джонса, ведущего в Баффинов залив. Но на северо-западе, говорил Бельчер в своем отчете, простиралось безбрежное «свободное» море.

Гаттерас с волнением смотрел на то место морской карты, где большим белым пятном были обозначены еще не исследованные области, и его взгляд непрестанно возвращался к полярному бассейну, который он надеялся встретить свободным ото льдов.

«Невозможно сомневаться после свидетельств Стюарта, Пенни и Бельчера, — говорил он себе. — Так и должно быть на самом деле! Эти отважные моряки собственными глазами видели свободное море. Можно ли сомневаться в их показаниях? Конечно, нет! Но что, если море было свободно только потому, что в тот год поздно наступила зима? Но нет, это было обнаружено несколько раз, в разные года. Такой бассейн существует, и я его найду! Я увижу его!»

Гаттерас поднялся на ют. Густой туман окутывал «Форвард». С палубы с трудом можно было разглядеть верхушки мачт. Гаттерас приказал лоцману спуститься с «вороньего гнезда» и занял его место; он старался воспользоваться малейшим просветом в тумане, чтобы осмотреть северо-западную часть горизонта.

По этому поводу Шандон сказал второму помощнику:

— Ну, а где же, Уолл, свободное море?

— Вы были правы, Шандон, — отвечал Уолл. — А между тем угля у нас осталось всего на шесть недель.

— Уж доктор придумает какое-нибудь хитрое средство топить печи без угля, — ответил Шандон. — Я слышал, что с помощью огня теперь получают искусственный лед; быть может, он умудрится изо льда добыть огонь.

И, пожав плечами, Шандон ушел к себе в каюту.

На следующий день, 20 августа, туман рассеялся всего на несколько минут. Долгое время Гаттерас, сидя в «вороньем гнезде», жадно всматривался вдаль; затем он молча спустился на палубу и приказал идти дальше. По его лицу было видно, что он потерял всякую надежду.

«Форвард» снялся с якоря и наудачу двинулся к северу. Из-за сильной качки марса-реи и брам-реи были спущены со всем такелажем. Стеньги были спущены, так как нельзя было рассчитывать на постоянно менявшийся ветер, который в извилистых проходах становился почти бесполезным. На море местами начинали уже появляться широкие белесые, словно маслянистые пятна, предвещавшие близкие морозы. Когда ветер стихал, море начинало быстро замерзать; но этот молодой лед легко ломался и расходился при новых порывах ветра. К вечеру температура понизилась до +17F (-7С).

Входя в забитый льдами проход, бриг начинал действовать как таран, — на всех парах устремлялся на преграду и разбивал ее. Иной раз казалось, что «Форвард» окончательно попал в западню, но неожиданное передвижение ледяных масс открывало ему новый проход, в который бриг поспешно входил. Во время остановок пар, вырывавшийся из клапанов, сгущался в холодном воздухе и снежными хлопьями падал на палубу. Ход брига замедлялся и по другой причине: нередко в лопасти винта попадали твердые, как камень, куски льда, разбить которые машина не могла. Тогда приходилось давать задний ход: бриг пятился назад, а матросы ломами и ганшпугами освобождали винт от застрявших в лопастях осколков. Борьба с этими преградами изматывала матросов; приходилось то и дело останавливаться.

Так продолжалось тринадцать дней; «Форвард» с трудом продвигался вдоль пролива Пенни. Экипаж повиновался, хотя и не без ропота. Все поняли, что вернуться назад теперь уже нет возможности. Движение на север представляло меньше опасностей, чем отступление на юг. Необходимо было подумать о зимовке.

Матросы обсуждали между собой положение, в каком очутился бриг. Однажды они даже заговорили об этом с Ричардом Шандоном, который, как им было известно, держал их сторону. Нарушая свой долг и дисциплину, Шандон позволял матросам в своем присутствии обсуждать действия капитана.

— Так, по-вашему, мистер Шандон, — спросил Гриппер, — нам уже нельзя повернуть назад?

— Теперь уже поздно, — ответил Шандон.

— Так значит, — начал другой матрос, — нам приходится подумать о зимовке?