Роальд Потапов - Неведомый Памир

Заранее предвижу возражения: что же это за «неведомая» страна, если чуть ли не ежегодно в нее вторгаются десятки разнообразных экспедиций?

Действительно, на экспедиции Памиру повезло, и горы его изучены в некоторых отношениях куда лучше, чем многие менее отдаленные области нашей страны.

Тем не менее, даже в наше время обширное Памирское нагорье таит в себе немало загадок, ждущих ответа. Это касается и геологии, и климатологии, и археологии Памира, и, несомненно, биологии населяющих его животных. Для зоологов, в частности, на Памире сейчас гораздо больше неизвестного, чем известного. Только в последнее десятилетие, например, было точно выяснено, какие именно птицы, где и когда гнездятся на Памире, то есть проведена, как говорится, инвентаризация фауны. Но и эта предварительная, по существу, работа потребовала от исследователей огромных усилий. Известно, что работать, да и не только работать, а просто жить на высоте 4–5, а, то и 6 тысяч метров над уровнем океана неизмеримо труднее, чем на равнине.

Памир сейчас сравнительно легко доступен. Памирский тракт прорезал его стремительной белой лентой, по которой день и ночь в клубах пыли мчатся автомашины. Автотранспорт проникает до самых верховьев многих долин и к подножиям некоторых перевалов. Но в то же время осталось немало мест, куда попасть можно только с помощью вьючного транспорта;- лошадей и ишаков, а есть места, куда и ишака не протащишь, только пешком и можно пройти. Но и это не всегда выполнило. Есть там исключительно труднодоступные уголки, в которых до сих пор не удалось побывать ни одному зоологу. Как видите, слово «неведомый» не так уж неуместно, как может показаться на первый взгляд.

Но чем же интересен Памир для биологов? Что заставляло и заставляет людей покидать свои уютные кабинеты в больших городах и, позабыв на долгие месяцы самые элементарные удобства, работать в тяжелейших условиях памирского высокогорья? На этот вопрос ответить нетрудно.

Прежде всего, достаточно бросить взгляд на карту, чтобы убедиться в исключительно интересном географическом положении Памира.

Это обширное нагорье, долины которого подняты на высоту 4 тысяч метров над уровнем моря, а пики окружающих хребтов достигают высоты 7,5 километра, расположено на стыке крупнейших горных хребтов мира. Узел Памирских гор как бы связывает воедино гигантские гребни Куньлуня, Каракорума, Гиндукуша и Тянь-Шаня. С Памира можно, не спускаясь ни разу ниже 4 тысяч метров, пройти в Тибет. С другой стороны, горный узел Памиро-Алая как бы разрезает древний пояс пустынь азиатского материка, вздымаясь непреодолимой преградой между пустынями Средней и Центральной Азии.

Ландшафты Памирского нагорья удивительно напоминают тибетские. Поэтому зоологов, прежде всего, заинтересовал вопрос, какие именно животные населяют эти горы, расположенные на стыке обширных природных областей. Далее, крайне интересно было выяснить, в каких условиях обитает животный мир Памира, а когда стало известно, что условия эти чрезвычайно суровы, а подчас, казалось бы, и вообще невозможны для жизни, — как сумели приспособиться животные к тому, чтобы не только существовать здесь, но размножаться и даже процветать.

Уже на первых шагах подобных исследований выяснилось много интереснейших фактов. Образно говоря, Памирское нагорье представляет собой как бы колоссальную естественную лабораторию, поднятую грандиозными силами тектонических процессов на огромную высоту. Разреженный воздух, крайняя сухость и прозрачность атмосферы, низкие температуры, сильнейшая солнечная радиация (особенно в ультрафиолетовой части спектра) — подобные условия как бы напоминают то, что ожидается встретить, скажем, на Марсе; иные физиологи растений называют эти условия квазикосмическими. Можно вспомнить десятки, если не сотни, увлекательных фактов, выясненных в последние годы и показывающих удивительную способность живой материи приспосабливаться к самой суровой среде, но это далеко вышло бы за рамки нашей книги, цель которой — познакомить читателей с природой высочайшего в нашей стране нагорья, и прежде всего с его животным миром.

Для меня знакомство с Памиром началось с увлечения Тибетом, с книг Пржевальского, Козлова, Громбчевского, Потанина и других знаменитых исследователей Центральной Азии. Сам я по профессии зоолог, более точно — орнитолог и птицами начал увлекаться очень давно, со школьных лет. Поэтому меня особенно интересовал в этих книгах животный мир страны. А как раз ему в книгах наших центрально-азиатских путешественников было уделено немало места. П. К. Козлов и в особенности Н. М. Пржевальский прекрасно знали пернатых и четвероногих обитателей гор и пустынь Центральной Азии. Заметки их о животном мире этой до сих пор плохо исследованной страны вызывают неослабевающий интерес зоологов различных стран, а зоологические коллекции, собранные ими во время путешествий и хранящиеся в Зоологическом институте в Ленинграде, уникальны.

Естественно, что мне очень захотелось самому попасть в эту замечательную страну — Центральную Азию. Мое внимание все чаще привлекал Памир — единственное центрально-азиатское высокогорье, расположенное в пределах нашей страны. Чем больше я читал о Памире — а написано о нем довольно много, — тем больше рос интерес к его горам и долинам. Интерес еще более возрос, когда я где-то вычитал, будто Памир — миниатюрная копия Тибета. Я учился тогда на втором курсе университета и поиски путей к цели начинал вслепую. Тем не менее, эти поиски вскоре привели меня в обширный, наполненный торжественной академической тишиной вестибюль Ботанического института Академии наук СССР. Там я был представлен могучего сложения человеку с обветренным, мрачноватым лицом.

— Станюкович, — буркнул он, обмениваясь со мной рукопожатием.

Кирилл Владимирович Станюкович, директор Памирской биологической станции, оказал мне существенную помощь. Благодаря его внушительной поддержке мне было разрешено досрочно сдать экзамены и пройти практику второго курса на Памирской биостанции. Это было большой удачей, максимальным вариантом того, что может добиться студент второго курса. Но пришлось здорово попотеть, чтобы к назначенному сроку прибыть на Ошскую базу биостанции.

Таким образом, 20 мая 1954 года я впервые очутился в Средней Азии, в городе Оше, откуда должен был с машиной биостанции без задержек попасть на Памир.

Непривычно жаркий день, до предела наполненный яркими впечатлениями, остался позади. Стройные колонны пирамидальных тополей четко вырисовывались на фоне быстро темнеющего неба. Непривычный шум журчащих арыков мешался с долетавшей из-за высоких глиняных дувалов протяжной восточной мелодией, знойной, как сегодняшнее небо. Я сидел перед распакованными ящиками и никак не мог сосредоточиться, чтобы взяться как следует за сборы. Слишком все получилось быстро. Еще неделю назад — ветреный весенний Ленинград, неуверенность, напряжение досрочно сдаваемых экзаменов — и вот я уже в Средней Азии, в цветущем оазисе Ферганской долины — древнем городе Оше.