Фритьоф Нансен - Через Сибирь

Когда же Лорис-Меликов спросил его, почему он не попал под амнистию в связи с юбилеем дома Романовых, он отвечал, что не всегда милосердие правящих распространяется на людей с принципами. Я так понял, что его подозревали в связях с анархистами. Сейчас он работал надсмотрщиком на рыбных промыслах у одного купца из Красноярска.

Когда мы вышли на берег из дома, к нам подошёл второй политический ссыльный и спросил, не зайдём ли мы и к нему. Избушка его была совсем маленькой, он жил там вместе с женщиной, которая занималась ведением домашнего хозяйства. Когда мы вошли, они сидела на лавке, очень похожая на полупустой мешок, и поздоровалась с нами.

Женщина была очень некрасива, не первой молодости и совершенно непривлекательна. Она была наверняка наполовину самоедка, но говорила по-русски очень хорошо и родом была из Гольчихи. Дама была так безобразно толста, что я подумал бы, что она в положении, если бы не её преклонный возраст и безобразная внешность. Скорее всего, она страдала водянкой, потому что вряд ли её толщина объяснялась лишь массами жира. Но впоследствии я видел очень много отвратительно толстых женщин в России, как русских, так и инородцев.

В крошечной горнице горела парафиновая лампа. Комната была настолько мала и с таким низким потолком, что нам пришлось стоять согнувшись рядом друг с другом, но всё было очень чисто и аккуратно. Кровать с пологом была застелена, над маленьким столом в углу висели иконы, плита с самоваром приткнулась в другом углу — за спиной служанки. В комнате было ещё много всяких мелочей.

Сам хозяин был здоровяком выше 6 футов ростом, с мужественным лицом, светлыми усами и голубыми глазами. Они были внимательными и добрыми, казалось, что временами они становились мечтательными и устремлёнными куда-то вдаль. У него был резко очерченный подбородок и большой нос. Лет ему было за тридцать. Казалось, что хозяин заполняет собой всё пространство домика, и я просто глаз не мог отвести от его освещённого лампой лица, когда они с Лорис-Меликовым сидели на табуретках и увлечённо беседовали.

Он отбыл ссылку и уже три года был свободен, но остался здесь, зимой и летом в полном одиночестве. Он должен был накопить денег для возвращения домой и зарабатывал себе на жизнь рыбалкой летом и охотой на песцов и горностаев зимой. Песцов он ловил капканами и силками, а также травил их с помощью стрихнина. Последней зимой он смог добыть 26 песцов и нескольких горностаев. Неплохая добыча, если учесть, что за каждого песца платили 30 рублей (60 крон).

Он рассказывал о России и своём родном Харькове и даже прослезился. Его жена умерла через два года после его ссылки в Сибирь, а детей у них не было. Когда ему наконец удастся вернуться домой, сказал наш хозяин, то он не сможет жить в том же районе Харькова, что и раньше, потому что там живёт женина родня. Он будет жить в другом месте. Газет он не видел уже несколько лет, а известие о войне на Балканах явилось для него настоящей сенсацией.

По законам сибирского гостеприимства служанка подала нам чай в стаканах с цветным узором и хлеб, так что мы должны были выпить по паре стаканов.

Затем мы вышли на свежий воздух. Уже занималась заря, и после того, как мы купили пару пудов свежей рыбы, нас повезли обратно на «Коррект».

Правил лодкой наш гостеприимный великан. И вновь я сидел и любовался им, тем, как он сидит на корме и правит рулевым веслом, спокойно поглядывая по сторонам. Что давало ему вкус к жизни? Быть может, само его одиночество? Или его мечтательные голубые глаза видели что-то в будущем?

Мы попрощались с ним, подняли якорь и пошли дальше на юг. Мы промеряли глубину непрерывно — лот показывал между 12 и 5,5 сажени. Но в восемь утра глубина оказалась равна 5 саженям. Затем она увеличилась до 6,5 — и вдруг судно напоролось на мель и встало. Всё это произошло так незаметно, что я даже не проснулся и открыл глаза, лишь когда ко мне пришёл стюард сказать, что уже половина девятого и мы сидим на мели.

Мы слишком близко подошли к западному берегу, потому что боялись налететь на Яковлеву косу, идущую прямо посередине реки. В результате пароход носом сел на другую мель. Мы давали полный вперёд и назад, корабль дёргался взад-вперёд и в одиннадцать сошёл-таки с мели.

Теперь мы шли ближе к восточному берегу, чтобы найти глубокую воду, но через четверть часа снова сели на мель. Через час мы с неё снялись. Мы всё ещё ближе втрое к западному берегу, чем к восточному, не более 2 миль от него, но фарватер и должен был бы быть ближе к западному берегу, потому что река делала тут резкий поворот вправо. Я с тоской подумал о не купленной Востротиным моторной лодке. Она могла бы сейчас отправиться на разведку вперёд и указывать нам путь! Пришлось довольствоваться яликом, на котором послали штурмана к западному берегу промерять реку, и он скоро нашёл глубину в 10 саженей. Тут и был фарватер. Мы направили «Коррект» туда и взяли курс на юго-восток, но шли медленно и всё время замеряли глубину.

Глубина возросла с 10 до 13 саженей, затем упала до 12 и держалась на этой отметке довольно долго, но затем снова стала уменьшаться — до 5 саженей. Мы остановились и дали задний ход, но тут пароход так мягко сел на мель, что мы почти не ощутили толчка и были не уверены, что это действительно мель. Мы дали полный ход, но безрезультатно. Лот показал 2 1/ 4сажени у носа, 2 1/ 2у середины и 3 1/ 4под кормой. Сам же «Коррект» сидел в воде на 2 3/ 4сажени.

Якорь с правого борта протащили на стальном тросе, пока не отдали все 25 саженей якорной цепи. Дали полный назад, а якорь стали подтягивать, но «Коррект» никак не хотел сходить с мягкой глиняной подушки. Дул свежий ост-зюйд-ост, а течением нас сносило к северу, и именно это была малоприятно, потому что можно было ждать убыли воды. Шла небольшая волна, нас качало, но корабль не двигался с места.

Около полуночи вода опустилась на фут, может, из-за юго-восточного ветра, а может, и из-за отлива.

Ночью шёл дождь, и это вселило в нас надежду, что вода прибудет, как только ветер утихнет или переменит направление. Однако течение не меняло скорости (4 мили в час) и шло к северу. Всю ночь мы просидели на мели.

Среда, 27 августа.

Ветер переменился на юго-западный, принёс с собой ливень и стал ураганной силы. Может, и вода прибудет. Мы ждём лишь прилива, чтобы сделать ещё одну попытку сойти с мели. В половине третьего дня воды было уже столько, что мы рассчитывали всё-таки на удачный исход дела. И действительно — идя полным ходом назад и подтягиваясь на якорной цепи, мы соскользнули с мели тихо и незаметно. Бросили якорь на глубине пяти саженей и отправились обедать. За столом Лорис-Меликов неожиданно вопросил: «А по какой такой причине мы стоим на месте?» Я ответствовал: «Чтобы пообедать в покое — чем не причина?» — «Да, — согласился он, — это уважительная причина, во всяком случае, это лучше, чем сидеть на мели». Капитан же посчитал наши шутки «плоскими».