Фритьоф Нансен - Через Сибирь

Но вот удивительно, привыкнуть можно ко всему! Через некоторое время я научился находить удобное положение, а когда мы в полночь остановились на одной из станций переменить лошадей, то нам было так тепло и уютно, что не хотелось даже вылезать из тарантаса выпить чаю. Зато, сойдя на твёрдую землю, с удовольствием потягиваешься и разминаешь затёкшее тело, с удивлением убеждаясь, что руки-ноги целы и невредимы.

На станции нас очень хорошо приняли, поскольку жена смотрителя, как выяснилось, ранее служила у Востротина в доме экономкой. Она изо всех сил старалась угодить нам. Мы вошли в большую красивую комнату, где на столе кипел самовар. Тут же нам налили в стаканы свежего русского чая, который был ещё вкуснее оттого, что мы пили его с дороги ночью. А затем накрыли ужин.

Удивительно, но в Сибири люди одинаково гостеприимны и днём и ночью. Когда бы мы ни разбудили их, нас всегда ждал радушный приём. Нас приглашали войти в дом, а лошадей можно получить в любое время суток. Я так понял, что люди здесь едут днём и ночью, и постоянно вспоминал Норвегию, где найти лошадей ночью очень трудно. Сколько раз ночью, когда мне срочно надо было ехать дальше, видел я кислые физиономии смотрителей, которые с большой неохотой меняли мне лошадей. А ведь езда по ночам в Норвегии куда безопаснее путешествий по сибирским трактам, вокруг которых бродят разбойники.

Наша добрая славная хозяйка развлекала нас разговорами, не уставая потчевать разными яствами. Она не только рассказывала Востротину о своих делах, о работе мужа, о домашнем житье-бытье, о лошадях и ямщиках, но и сама подробно расспрашивала, как поживает он и его семья. Я, конечно, понимал лишь то, что мне иногда переводили. Но доброе и честное выражение её лица, как и традиционный и уютный уклад её дома, были понятны мне и без перевода. Всё выглядело именно так, как было в старые добрые времена у нас в Норвегии, когда слуги считали себя членами семьи и принимали близко к сердцу её радости и горести, часто в течение всей жизни и даже в разлуке. Мне кажется, такие отношения намного лучше современных, когда людей стараются превратить в бесчувственные машины, которые не испытывают ни малейшего отношения друг к другу, а общество во что бы то ни стало желает поделиться на низший класс угнетённых и высший класс угнетателей, который в итоге оказывается тоже кем-то угнетённым.

Но вот мы простились и снова помчались во тьму по разбитой дороге, стараясь по возможности спать или хотя бы дремать.

Среда, 24 сентября.

Наконец после нескольких почтовых станций над холмистой долиной занялся рассвет. Здесь уже была не такая плоская местность, как раньше, на севере, и заметно меньше лесов. Лес виднелся где-то на горизонте, а кругом простирались луга. В свете дня нам удалось осмотреться. К югу холмы становились всё выше и выше. Иногда по пути встречались распаханные поля. И нам ни разу не пришлось ехать лесом.

Иногда мы проезжали через деревни. Они далеко отстояли друг от друга. До полей и пастбищ от селений тоже было довольно далеко. Изредка нам попадались стада коров, иногда даже в несколько сот голов.

Так мы ехали вперёд по бескрайним степям, останавливаясь на одной за другой станциях, меняя лошадей и ямщиков, причём последние были очень похожи друг на друга.

Сибирские ямщики — совершенно особый народ. Для них дело чести — скакать во весь опор, буквально загоняя лошадей и так показывая, что они отлично знают своё дело. Лошадей они погоняют и бьют кнутом, а то вдруг затянут протяжную заунывную песню, в которой заключена вселенская грусть, а затем неожиданно сами прервут себя вскриком «ой, ой!». С лошадьми они разговаривают на разные лады, как будто видят в них своих ближайших родственников, и называют их разными ласкательными именами, а иногда не жалеют и крепкого словца. «Доченька» «братец», «берёзонька», «подруженька», «милёночек». И тут же неожиданно поминают их мать, уверяя, что она была такая-сякая.

Поджарые лошадки бегут изо всех сил по тяжёлым раскисшим дорогам, тянут за собой тарантас, который так и норовит где-нибудь завязнуть, а грязь брызгает и летит из-под колёс — и прямо на пассажиров. Как я уже говорил, коренник должен идти рысью, а пристяжные — галопом, но по приказу ямщика все они несутся с одинаково бешеной скоростью, а мы высоко подпрыгиваем в своём тарантасе.

Дороги говорят о том, что земли здесь с избытком, потому что ширины они просто невероятной — вдвое шире норвежских. Да это и не удивительно, потому что устройство их стоит сущие копейки. Дорогу слегка посыпают щебнем по всей ширине — и считают, что дело сделано. Если же дорогу совсем размывает, то тогда ездят по полям. Кроме того, вырубают и вычищают широкую полосу для телеграфной линии. В случае нужды по ней тоже можно ездить. Если сложить всё это, получится дорога фантастической ширины, которая, быть может, и не является дорогой в прямом смысле слова, но служит для проезда.

Ближе к вечеру мы встретили большое стадо коров — в несколько сот голов. Коров купил в Минусинском уезде купец из Енисейска, и их перегоняли на север. Насколько я понял, стадо гнали прямо по лугам, и коровы щипали траву где хотели, не спрашивая разрешения у хозяев пастбищ, да тем и в голову бы не пришло протестовать против этого. В этой великой стране есть место для всех и не имеет значения, одно стадо пасётся на пастбище или несколько.

Стадо гнали конные пастухи. Один из них был очень живописен, когда стал скручивать цигарку [89], сидя верхом, а вокруг паслись коровы. Скот выглядел здоровым и сильным — по-видимому, монгольского происхождения. Из этой страны его вывозится немало. Ещё в Сибирь его привозят из Китая, это крупные мясистые коровы, вот только молока дают мало, а потому идут на убой.

Четверг, 25 сентября.

Над холмами уже показались на юге синие горы, можно даже различить отдельные вершины и отроги. Это северная часть Саян вблизи Красноярска, или, правильнее сказать, это — Гремячинская Грива.

На многих почтовых станциях нас встречают старосты, оказывая тем самым особый почёт. Этих старост выбирают сами крестьяне. На предпоследней станции перед Красноярском нас встретил не только староста, но ещё и исправник, начальник телеграфа и ещё двое-трое почётных представителей общины. Начальник телеграфной станции передал нам просьбу красноярского градоначальника: по возможности приехать в город днём.

Было ещё утро, и мы не могли добраться до Красноярска раньше вечера. А чтобы приехать завтра днём, пришлось бы заночевать на последней станции. Причём провести на этой станции нужно было весь день, начиная с трёх пополудни. Но времени у нас было в обрез, ждать мы не могли, и в данном случае пришлось пойти против желания красноярцев устроить нам торжественную встречу. Мы должны были как можно быстрее добраться до города, то есть не позже сегодняшнего вечера.