Фритьоф Нансен - Через Сибирь

Четверг, 16 октября.

Мы едем дальше по всё такой же горной стране, лес только стал пониже и пореже. Тут уже растут не деревья, а какие-то хворостины, с трудом можно найти хотя бы одно дерево, пригодное для телеграфного столба. Ветер просто гнёт эти жалкие деревья, у которых корни растут вдоль поверхности земли, и валит их целыми десятками метров. Да ещё непрекращающиеся лесные пожары пожирают лес без зазрения совести, о чём говорят обгоревшие пни да искалеченные обугленные стволы. Растёт тут только лиственница.

Мы доехали до моста через Житкан, где, как рассказал мне тюремный надзиратель, сошёл с рельсов поезд с восемью вагонами и упал в пропасть всего несколько дней назад. Высота тут 16–17 метров. Страшно даже смотреть вниз! Паровоз сложило, как шапокляк [129], и просто порвало, как будто он был из бумаги. Вагоны упали один на другой, и нижние были совершенно изуродованы, но именно там, в самом нижнем, где всё было переломано в щепки, и ехали три человека. Один — кондуктор — погиб, а двое других отделались лёгкими ранами.

Вечером мы наконец пересекли границу Амурского края и оказались в Забайкалье. Теперь перед нами был прямой путь, и мы до позднего вечера ехали в лунном свете по дикой и пустынной стране гор, однако не такой печальной и однообразной, как на оставшемся позади участке дороги. Холодно, всего двенадцать градусов.

Пятница, 17 октября.

Дорога медленно идёт в гору по долине вдоль Амазара.

На этом участке работает много заключённых. Мы видели целые их толпы под конвоем солдат, а возле станции Раздольной выстроена целая колония, в центре которой возвышается церковь.

За станцией Пеньковой дорога идёт зигзагами, но всё время в гору, очень резко вверх. Вскоре мы достигли наивысшей точки Амурской железной дороги в 850 метров над уровнем моря. Это возле водораздела Амазара и Чёрного Урюма.

Мы перевалили через хребет и так же зигзагами стали спускаться по другой стороне горы. Мы проехали станцию Артеушка и понеслись по долине Чёрного Урюма, вдоль берега этой реки.

Издалека мы видели знаменитое месторождение золотого песка, принадлежащее Кабинету Его Величества. Там было намыто около полутора тысяч пудов с 1868 по 1897 год, однако сейчас золота становится с каждым годом всё меньше. Здесь много приисков, и мы часто видели на берегу рек людей, которые промывали золотоносный песок. Все рабочие на приисках — китайцы, поскольку в Забайкалье нет запрета на их приём на работу.

Дорого идёт вниз и всё так же петляет по долине. Слева от нас поросший лесом Ксениевский хребет, названный в четь цесаревны, высотой до полутора тысяч метров. Это водораздел между Шилкой и Чёрным Урюмом. Мы остановились на красивой станции Ксениевской, где живёт около полутора тысяч человек. На холме стоит небольшая церковь.

Затем мы поехали дальше — до станции Сбега, где встречаются Чёрный Урюм и Малый Урюм и сливаются в реку Чёрную.

Мы вновь поднимаемся вверх и достигаем высоты 600 метров над уровнем моря, а затем спускаемся вниз на станцию Урюм. Начиная отсюда дорога была принята в эксплуатацию два года назад и исправно работала всё это время. На станции Зилово мы отобедали, и как же было странно вновь после долгого перерыва услышать оповещение из уст станционного сторожа: «Поезд отправляется!»

При свете луны мчимся мы дальше со скоростью 60 километров в час, не делая никаких остановок. Наша поездка по Приамурью окончена.

Суббота, 18 октября.

Когда я выглянул из окна купе сегодня ранним утром, то увидел совершенно другой пейзаж. Мы ехали вверх по долине Шилки, и горы по обеим сторонам пути поросли густым березняком с примесью сосны. А на некоторых склонах вообще леса не было — там росла одна только трава. Я также заметил далеко внизу в долине осину и другие лиственные породы, тут практически та же высота над уровнем моря, что и у местности, которую мы проезжали вчера, но климат тут, судя по всему, мягче. Долина Шилки сначала была узкой, а потом внезапно горы расступились, и мы оказались на луговой равнине. Вдоль реки я видел много деревень — больших и малых. Живут в этих станицах казаки. Чем они живут, для меня загадка. Сельским хозяйством они практически не занимаются, лишь сеют немного овса, но он редко когда вызревает и используется в качестве подножного корма для лошадей. Правда, они выращивают картофель и некоторые овощи, ну и ещё тут, конечно, отличные луга. На станциях я повсюду видел много китайцев — в отличие от Приамурья, где я их вообще не замечал.

Мы снова встретились с Восточно-Китайской железной дорогой в месте её пересечения с рекой Ингодой — мы проезжали тут несколько недель назад, когда направлялись в Маньчжурию.

Вскоре мы доехали до большой станции Крымской, конечной станции Амурской железной дороги. Тут мы пересядем на обычный регулярный поезд и отправимся на нём в Петербург. Экспресс, к большому сожалению, ушёл совсем недавно, а следующий отправится только через два дня. Мы решили не ждать, и наш вагон прицепили к обычному пассажирскому поезду, самому быстрому из отправляющихся в ближайшее время.

Вот мы поехали, и меня поразило, какой здесь высокий сосновый бор растёт и в горах, и у самой реки. Пейзаж самый что ни на есть норвежский, и если бы не русские избы, я бы решил, что вернулся домой.

Разница высот на этом отрезке пути не так уж и велика, зато разница температур значительна. Среднегодовая температура в Чите минус два, в Нерчинске — минус четыре. Зимой же в отдельные годы декабрьская средняя температура может опускаться до пятидесяти шести градусов мороза.

В Чите мы распрощались с нашими попутчиками — главными инженерами Зеестом и Подруцким, они там живут. А мы покатили дальше в Центральную Россию.

Воскресенье, 19 октября.

На следующее утро мы проснулись снова в горах. Поезд шёл по долине широкой реки Селенги, по обе стороны которой высились горные кряжи, поросшие пышными и очень высокими соснами. В долине я видел огороженные покосы, на которых стояли стога. Кое-где встречались заросли ивняка. Деревни попадались всё чаще и чаще, хотя домов в них было не так уж и много. И вновь мне чудилось, что я вернулся домой в Норвегию, в Вальдрес или Нумедал. На косогорах паслись очень похожие на норвежских лошади и коровы монгольского типа.

Постепенно горы отступают, и мы попадаем на открытое пространство. Здесь много возделанных полей и очень часто попадаются деревни с белыми церквями, которые видно издалека. Мы даже видели в дельте Селенги большой монастырь. А на северо-западе, на другой стороне Байкала, синели горы.

И вот уже мы едем по берегу этого великого озера-моря. Поскольку дул сильный ветер, синий обычно Байкал потемнел. Мы даже не видим северного его берега, зато, как я уже сказал, на противоположном берегу синели горы.