Аркадий Виноградов - Вокруг света на «Заре»

Через некоторое время уже на следующем переходе было получено подтверждение о том, что очерк напечатан в газете. Произошло это следующим образом. Виктор сменился с вахты и зашел в кают-компанию, где его встречали все свободные от вахты члены команды и ученые. Корреспондент зачитал радиограмму отца Виктора «…Сынок гордимся тобой за героическую работу на благо нашей Родины на шхуне «ЗАРЯ»..». После этой радиограммы было много шуток и подначек, и ребята часто, шутя, при встрече произносили ставшую крылатой фразу – «Гордимся тобой…».

После всех этих штормовых мытарств, во время которых продолжалось проведение запланированных научных измерений и прочих связанных с этим работ, шхуна, наконец, вернулась в Гонолулу. Как потом рассказывала Кристина, случайно оказавшаяся в порту во время их прихода, на шхуну нельзя было смотреть без слез: порванные паруса, выломанные фальшборта, поломанный рангоут и разорванные снасти.

Когда Виктор после швартовки сошел на причал и посмотрел со стороны на шхуну, он сразу вспомнил висевшую в холле общежития училища картину Айвазовского «Бриг «Меркурий» с пробитыми турецкими ядрами парусами и пробоинами в корпусе. Это был героический корабль и стоит сказать несколько слов о его неравном бою с турецкими кораблями.

24 мая 1829 года российский фрегат «Штандарт» и бриги «Орфей» и «Меркурий» крейсировали у входа в пролив Босфор, наблюдая за турецким флотом. Заметив турецкую эскадру в составе четырнадцати кораблей, они поспешили донести об этом командующему флотом. Более быстроходные «Штандарт» и «Орфей» ушли вперед, а тихоходный бриг «Меркурий», по согласованию с командирами двух ушедших кораблей, принял бой.

От турецкой эскадры отделились два линейных корабля: 110-ти пушечный «Селимие» под флагом командующего турецким флотом, и 75-ти пушечный «Реал-бей», которые в надежде на быструю победу направились к бригу «Меркурий». Командующий турецким флотом хотел показать своим подчиненным, как он расправится с русским кораблем и надеялся принудить его сдаться после первого же залпа с обоих турецких кораблей, поскольку русский бриг с его двадцатью пушками не представлял, по мнению турецкого адмирала, для них серьезной угрозы.

Однако командир «Меркурия» капитан-лейтенант Казарский думал иначе. Обратившись к команде с призывом «не посрамить чести Андреевского флага», он смело вступил в бой турецкими линкорами, которые имели десятикратное превосходство в вооружении.

Казарин был превосходный моряк и провел не одно морское сражение. Используя свое морское мастерство и отличную выучку артиллеристов, командир «Меркурия» умело лавируя между турецкими кораблями, открыл по ним прицельный огонь, снес главные мачты и вынудил оба линкора выйти из боя. Остальные турецкие корабли стояли в стороне и участия в бою не принимали, разумно полагая, что Аллах все рассудит сам.

«Меркурий» получил серьезные повреждения, но смог самостоятельно, в том числе и с помощью весел, которые были предусмотрены для этого типа кораблей, отправился в сторону своей гавани. Ушедшие раньше корабли «Штандарт» и «Орфей», услышав звуки канонады, были уверены, что русский бриг в плен не сдастся, а противостоять целой эскадре он просто физически не в состоянии, поэтому решили, что он потоплен, и приспустили в память о нем флаги.

Каково же было их удивление, когда спустя некоторое время они увидели едва двигающийся бриг «Меркурий» с порванными парусами, дырами от ядер в бортах и пробитым многочисленными пулями, но гордо развевающимся на гафеле Андреевским флагом.

Россия по достоинству оценила подвиг моряков «Меркурия» и ставило их в пример потомкам, о чем и гласит следующее послание.

«Если в великих деяниях древних и наших времен находятся великие подвиги храбрости, то сей поступок должен все иные помрачить, и имя сего героя достойно быть начертано золотыми буквами на храме Славы – оно называется капитан-лейтенант Казарский и бриг «Меркурий».

В ознаменовании этого беспримерного подвига в Севастополе на морском бульваре поставлен памятник с надписью:

«Казарскому. Потомству в пример».

Вот такая история вспомнилась Виктору, когда он смотрел на потрепанную суровыми штормами шхуну и с некоторым оттенком радости подумал, что шхуне придется постоять в порту, чтобы привести ее в порядок, и им удастся еще погулять по гостеприимной земле Гавайских островов.

По календарю в Москве было Рождество, по нашему середина зимы, а в Гонолулу было жарко, и повсюду царила рождественская елочная суета. Везде торговали подарками, все было красочно, играла музыка, атмосфера была очень праздничной.

За время вынужденной стоянки на шхуну приходило много гостей, чтобы осмотреть необычное судно и пообщаться с советскими моряками. Курсанты и члены команды вдоволь нагулялись по Гонолулу, посмотрели музеи, отдохнули на пляже, позабыв на время жестокие шторма, в которых они недавно побывали.

Особенно курсантам запомнилось посещение Гавайского университета, куда они попали по приглашению ректора и студентов отделения русского языка. Студенты устроили морякам настоящий праздник с играми и развлечениями местной молодежи. Но главное, они стали учить русских моряков входившим в то время в моду танцам – твисту и рок-энд-роллу, что курсантам очень понравилось, и по возвращению на Родину они стали одними из первых распространителей этих танцев, к большому неудовольствию многочисленных блюстителей порядка – милиции и дружинников.

Когда шхуна завершила ремонт и выходила из Гонолулу, на берегу собралась приличная толпа знакомых и новых друзей, члены команды бросали с отходящей от причала шхуны красивые цветочные гирлянды – по поверью тогда опять вернешься в этот благодатный край. И Виктору через много лет посчастливилось еще раз побывать в Гонолулу, но уже с рабочим визитом.

Начиная от гавайских островов, вся последующая работа экспедиции проходила в тропической зоне между северным и южным тропиками. По мере следования шхуны на юг погода с каждым днем менялась, становилось жарко, влажно, душно с регулярными короткими тропическими ливнями, температура под сорок градусов, и при почти 100 %-й влажности ощущение было такое, будто находишься в бане. Учитывая, что на шхуне были довольно маленькие танки для пресной воды, на дальних переходах постоянно вводили режим экономии пресной воды, и о том, чтобы помыться в душе с пресной водой не могло быть и речи. Теплой морской воды был целый океан, и экипаж приспособился принимать морские ванны, обливая друг друга из брандсбойда. Но вскоре соленая вода испарялась, и все тело покрывалось тонкой чешуйкой из кристалликов соли, которые постоянно хотелось почесать, а лучше смыть пресной водой, но ее-то на шхуне и не было.