Луи Жаколио - В трущобах Индии

Луи Жаколио (1837-1897), французский писатель, был одним из самых популярных писателей в процветании России конца прошлого и начала нынешнего веков. Он много путешествовал по колониальным странам, Индо-Китаю, Таити, побывал и в Америке. Излюбленные темы его книг — колонизация и морской разбой. Его приключенческо-детективными романами зачитывались все — от мала до велика. Мастер неожиданного поворота и острой ситуации, Луи Жаколио держит читателя в плену от первой до последней страницы.

Для писателя характерны два типа романов: роман приключенческий по существу (например, «Грабители морей»), романы, изобилующие научно-популярными сведениями, иногда совсем почти не связанные с ходом действия (например, трилогия «Берег слоновой кости», «Берег черного дерева», «Песчаный город»).

Творчество Луи Жаколио в нашей стране было запрещено как социально вредное, и с 1928 года его книги вообще не издавались.

Предлагаемая книга — первый том избранного, подготовленного Литературным агентством «Валя Яровая» на основе полного собрания сочинений, изданного в начале века П.Сойкиным.

Смутно, еще при первых проблесках наминающегося дня вырисовываются перед нами неясные очертания безбрежной поверхности Индийского океана, тихие и покойные волны которого еле отливают мелкой зыбью под дуновением свежего утреннего ветерка. Древний Тапробан, Цейлон, волшебный остров, «страна наслаждений» — Тео-Тенассерим — как зовут его бирманцы, просыпается постепенно, по мере того, как дневной свет заливает его гигантские пики, покрытые вечной растительностью, тенистые долины, служащие убежищем больших хищников, и берега, изрезанные красивыми бухтами и окаймленные кокосовыми пальмами с огромными, раскрытыми в виде султана листьями.

По всем тропинкам, соединяющим внутреннюю часть острова с городом Пуант де Галль, движется толпа сингалезов обоего пола, которые несут на голове или фрукты, или овощи, или циновки, или глиняную посуду, или шкуры тигров и пантер, или местные достопримечательности, спеша предложить все это многочисленным путешественникам, приезда которых ждут сегодня на прибывающих из Европы судах.

Это было в первых числах мая 1858 г., в самый разгар восстания индусов против английского владычества, а потому три парохода с солдатами и офицерами, с чиновниками гражданского ведомства и иностранными волонтерами, а с ними вместе и «Эриманта», французский корабль почтового ведомства, о прибытии которых возвещено было еще накануне, ждали у входа в фарватер, когда восход солнца позволит им войти в единственный и узкий канал, ведущий к порту.

В нескольких милях оттуда, на одном из высоких плато Соманта-Кунта, покрытом девственными, непроходимыми лесами, на берегу маленького озера с чистой и прозрачной водой, известного у туземцев под названием озера Пантер, стояли два человека, опираясь на карабины, и с трепещущим интересом наблюдали за прибытием пароходов. В нескольких шагах от них стоял здоровенный индус из племени махратов с огромными взъерошенными усами, жесткими и густыми бровями и с помощью малабарского метиса, лет около двадцати, разводил костер, предназначенный для приготовления завтрака.

Махрат был человек в полном расцвете сил, лет около тридцати пяти, высокого роста, красивого сложения, с умным и энергичным лицом; он сохранил все признаки величественной и победоносной расы, которая в течение трех четвертей столетия выдерживала натиск Индийской Компании. Он унаследовал ненависть предков к притеснителям своей страны и не мог слушать разговоров об англичанах без злобной улыбки и бессильного гнева, что придавало лицу его выражение необыкновенной жестокости.

Можно представить, с каким упоением выслушал он известие о восстании, угрожающем падением английскому владычеству, о восстании, которому он и сам способствовал всеми своими силами с того самого дня, когда Нана-Сагиб отдал приказание ввести в Дели войска сипаев и восстановил затем царское достоинство старого Набаба, потомка Авренга-Цеба (Великого Могола).

При первом же известии о восстании поспешил он к своему господину и просил у него разрешения присоединиться к армии Нана, осаждавшей Лукнов, но тот отвечал ему:

— Нет, Нариндра! — так звали махрата, — мне нужны твои услуги; к тому же тебе и без этого представится много случаев удовлетворить свою ненависть к англичанам. Мы сами будем скоро под стенами Лукнова.

Нариндра остался и не раскаялся в своем повиновении.

Молодой малабарец, помогавший ему в кулинарных занятиях, носил название Ковинда-Сами, но по принятому всеми обычаю имя это сократили и все называли его Сами, или просто «Мети». Он исполнял обязанности доверенного слуги своего господина, мы сказали бы лакея, не считайся это звание в джунглях Индостана слишком мало заслуживающим уважения.

Два человека, которые стояли у последних уступов пика Адама, на высоте 2000 метров над уровнем моря, и наблюдали за тем, как французские и английские суда, казавшиеся, благодаря расстоянию, лишь незначительными точками на голубом фоне неба, входили в порт Пуант де Галь, заслуживают еще более подробного описания ввиду того, что на них-то главным образом и сосредоточивается весь интерес этого повествования.

Несмотря на бронзовый загар, наложенный на их лица долгим пребыванием под тропическим солнцем и служивший как бы отпечатком жизни, полной всевозможных приключений и треволнений, в них с первого взгляда можно было признать людей, принадлежащих к белой расе. Старший, на вид лет сорока, был значительно выше среднего роста; хорошо сложенный, сильный и мускулистый он непринужденно и с чисто военной выправкой носил свой классический костюм настоящих охотников и исследователей, путешествующих в беспредельных лесах Азии и Америки и в пустынях Африки: панталоны с штиблетами до колен, охотничью блузу и пояс, за которым торчали револьверы и охотничий нож, заменявший по мере надобности то патронташ, то штык. На голове у него была надета одна из тех касок — «солас», — которые делаются из сердцевины алоэ и окружаются волнами из белой кисеи с целью уменьшить слишком резкое действие солнечных лучей.

Лицо этого авантюриста выделялось тонкими аристократическими чертами, мягкими и шелковистыми усами, закрученными кверху, темно-синими глазами, красивым ртом и слегка насмешливой улыбкой. Все лицо его, одним словом, носившее отпечаток редкой энергии, невольно заставляло вас вспоминать тип французского кавалерийского офицера, хорошо знакомого, благодаря карандашу Детайля.