Сергей Бершов - Южная стена Лхоцзе

Моногаров старался максимально поставить на службу альпинизму олимпийские наработки. И, кстати, его предложения, реализованные в 1982-м, очень помогли успеху первой советской экспедиции на Эверест. Например, его детище — восстановительный лагерь в лесной зоне. Когда между выходами на гору мы спускались вниз, то за два-три дня восстанавливались физически, психологически так, как никогда бы не восстановились в базовом лагере. К тому же это был не просто отдых на значительно более комфортной высоте, а отдых в движении. Ты сбегаешь вниз, в лесную зону (в сказочной красоты горные джунгли), гуляешь среди ароматов цветущих деревьев, пения птиц и бегущих ручьев, активно восстанавливаешься, хорошо спишь. Потом плавно поднимаешься в базовый лагерь… Вторая советская гималайская экспедиция на Канченджангу идеи Моногарова использовала со значительно большим КПД. Были созданы и эффективно работали Комплексная научная группа, восстановительный центр в зеленой зоне. В экспедиции на Лхоцзе уже все было поставлено на серьезную научную основу. Моногаров с его огромным опытом альпиниста и ученого работал на успех экспедиции с отборов и до финиша. В первых двух гималайских экспедициях временной интервал между отборами и восхождениями был огромный. По два года готовились! Перед Лхоцзе на все про все у нас оставалось 10 месяцев. Работа велась на серьезном олимпийском уровне во многом благодаря Моногарову, его колоссальному опыту. В зеленой зоне Владимир Дмитриевич развернул замечательный «санаторий» — палатку, в которой я перед решающим выходом три ночи провел — бесподобно! Прекрасно восстановился…

Вообще, если брать три гималайские экспедиции, к которым Владимир Дмитриевич имел непосредственное отношение… Тот факт, что эти маршруты до сих пор не пройдены, мне кажется, беспрецедентный. А хоть бы и пройдут их какие-то суперкрутые ребята! Это же будет мировая сенсация! Какая реклама восходителям — спустя 30 лет пройти путем, который когда-то полтора месяца готовили! Но маршруты пока не пройдены. Это говорит не только о реальном месте наших восходителей в мировом альпинизме, но и о правильной подготовке, которая благодаря Моногарову была поставлена на четкие научные рельсы.

Это ж не скалолазание, где успех определяют стрелки секундомера. Дальше шли уже нормально, сменяя друг друга. И я понял — все просто. Сухая стена. Через каждые четыре-пять метров забит и оставлен крюк. Слава уже видел эти крючья и побежал от одного к другому. Мол, смотри, вот это и есть Альпы. Через много лет, в 1991 году мы приехали в Италию после Южной стены Лхоцзе как гости нашей фирмы-спонсора «Самас». Офис и предприятие фирмы находились в Лекко — сердце Доломитовых Альп. С этим городком связаны имена многих прославленных восходителей, в частности Рикардо Кассина. Его маршруты, пройденные еще в тридцатые годы, и сегодня остаются для альпинистов показателем уровня мастерства. Конечно, мы не могли не встретиться. Рикардо было тогда уже за восемьдесят (Кассин умер, перешагнув столетний рубеж, а в девяносто еще ходил в горы). Я рассказал, что мой первый маршрут в зарубежных горах был маршрутом Кассина на пик Бадиль. Он в ответ: «А я прошел этот маршрут через 50 лет после первопрохождения — в семьдесят с чем-то». — «Читал об этом в наших газетах. Я вас поздравляю. Великолепный маршрут!». Рикардо каждому из нас вручил по небольшому рюкзачку «Кассин» — у него была фабрика по производству альпинистского снаряжения. Этот рюкзачок до сих пор жив, исправно служит.

Но возвращаюсь в прекрасное далеко, к нашим со Славой восхождениям в Швейцарии 1972 года, в которых многое для меня было внове. Партнер подсказывал, как ходить «окрюкованные» маршруты. Рассказал о неписаном кодексе чести восходителей. Оказалось, забить больше крючьев, чем первовосходители, считается дурным тоном. Если крюк забит, выбивать его нельзя. Иначе проявишь неуважение к тем, кто прошел здесь до тебя. Сейчас в казавшиеся незыблемыми джентльменские правила западные восходители вносят коррективы. Прошел маршрут, не используя крюк, забитый для создания искусственной точки опоры, — выбей его, пусть и остальные без него обходятся. Мне это не кажется правильным. Хочешь диктовать свои условия — диктуй. Но на своем супер-экстра-маршруте, там и распоряжайся крючьями.

Впрочем, я сейчас не о маршрутах — о старшем друге и замечательном партнере на многих восхождениях в составе сборной Советского Союза в Швейцарии, Италии, Франции, США Вячеславе Онищенко. Вот еще штрих к его портрету. Отборы в первую советскую гималайскую команду Слава, хоть и был старше всех участников (45 лет), прошел блестяще. А дальше… Надо знать Славу! Группа, которую Онищенко возглавлял, первой пришла в базовый лагерь, первой вышла на обработку маршрута. Как руководитель команды он считал себя обязанным грузов брать больше всех, работать дольше всех, хотя настоящей акклиматизации еще не было. На высоте второго лагеря (7300 м) его догнала «горняшка». Опять же, это Слава, он работал и терпел до последнего. Как потом выяснилось, давление у Онищенко упало до 50 на 0. Леша Москальцов и Юра Голодов помогали ему спуститься. Мы с Мишей Туркевичем бросились встречать Онищенко на леднике Кхумбу, сменив ребят. Слава Богу, обошлось. Но с мечтой об Эвересте Славе пришлось распрощаться.

Отрывок из интервью журналу «Риск», который, по-моему, в нескольких строках исчерпывающе характеризует моего друга и напарника: «- Есть для вас разница в понятиях «друг» и «напарник но восхождению»? — Друг — это обязательно. На сложном восхождении ты доверяешь жизнь другу. — Но ведь Друг не обязательно может быть хорошим альпинистом? Можно и не испытывать личной симпатии к человеку, но знать, что он надежный напарник. — Сейчас я не знаю, как подбирают напарников по восхождению. А тогда «связка» — это было священно».

Мне нечего добавить к сказанному. Разве только то, что с 1963 года и по сегодняшний день Вячеслав Онищенко работает в Московском научно-практическом центре спортивной медицины. Заслуженный врач России, заслуженный мастер спорта по альпинизму, мастер — по скалолазанию. До сих пор ходит на восхождения, ежегодно участвует в лыжных чемпионатах мира среди врачей на дистанции — внимание! — 25 км вольным стилем и 55 км — классикой. И не просто участвует, а неизменно побеждает. Двадцать раз уже выигрывал!

После триумфального завершения первой советской гималайской экспедиции наши имена несколько лет произносились слитно: Бершов- Туркевич (как, например, Григоренко-Пригода) и воспринимались многими как некое единое целое. Мы действительно были таким целым — альпинистской связкой, напарниками, хотя более разных людей трудно представить. И жили в разных городах — Туркевич в Донецке, я в Харькове. Миша — на шесть лет младше, в нашем тандеме он олицетворял, с одной стороны, темперамент, артистизм с элементами фейерверка, с другой — тактический расчет, стремление просчитать все варианты развития событий. Я как старший и более опытный стабилизировал движение в заданном направлении, упирая на подготовку, тренировку и здравый смысл. Миша в юности занимался гимнастикой — растянутый, отлично координированный. Растяжку, другие специальные упражнения, полезные для скалолазания, я у него перенимал. Как и умение настроиться — партнер одно время увлекался йогой. В общем, каждый заимствовал у другого то, чего самому не хватало. Миша, например, не любил кроссы, лыжные гонки — монотонная, однообразная работа давалась ему с трудом. Он по жизни был спринтер, а не стайер. Может, потому жизнь отмерила ему такую несправедливо короткую дистанцию?