Франц Бенгтссон - Рыжий Орм

Он почесал в затылке и что-то забормотал под нос, но потом его понесло опять:

— Но коли Господь допустил свершиться такому чуду, то нам с братом Виллибальдом станет легче. Конечно, я никогда не видывал ни в одном ученом трактате, будто Святой Иаков особенно помогает при зубных болях, но в его собственном колоколе с его собственной гробницы все-таки должна быть большая сила от всего дурного, даже от больных зубов. И оттого ты, хёвдинг, несомненно послан Богом брату Виллибальду, и мне, и всему Христову делу в этой земле.

— Премудрый магистр, — сказал Орм, — как лечишь ты зубную боль колоколом? Я и мои люди побывали в далеких странах и повидали много удивительных вещей, но эта мне кажется самым большим чудом!

— Существуют два различных способа, известных нам, — отвечал брат Маттиас, — и оба хороши. Но я думаю, и брат Виллибальд конечно же со мной в этом согласится, что старинное предписание святого Григория все же лучше. И сейчас ты это увидишь.

Они уже подошли к валу с частоколом, и старый стражник распахнул большие ворота, а другой тотчас же затрубил в рог, сообщая об их появлении. Брат Маттиас шел во главе процессии, распевая громким голосом священный гимн «Vexilla regis prodeunt» [17], за ним следовали Орм и Токе, а замыкали шествие рабы с колоколом, подгоняемые остальными.

За частоколом стояло много домов, принадлежавших домочадцам короля. Ибо конунг Харальд имел больше власти и богатства, чем его отец; он повелел построить большую пиршественную залу короля Горма и сделать ее более роскошной, а для своей дружины и слуг построил длинные дома. Его кухни и пивоварни воспевались скальдами с тех пор, как они были построены, и наблюдательные люди говорили, будто они больше, чем у короля в Упсале. Брат Маттиас направился к дому конунга, где Харальд, постарев, проводил теперь большую часть времени со своими женщинами и сокровищами.

Это был высокий деревянный дом, но теперь в нем было меньше народу, чем бывало прежде. Потому что с тех пор, как епископ Поппон стал частенько пенять конунгу Харальду, что пора бы ему попытаться жить христианской жизнью, король отказался от большей части своих женщин, оставив только нескольких самых молодых; те же, что были старше и родили ему детей, жили теперь в других усадьбах. Но нынешним утром в доме было оживленно, множество людей, мужчин и женщин, сновали туда-сюда в страхе и спешке. Многие останавливались и глядели на прибывших и спрашивали, что бы это могло быть; брат Маттиас оборвал свое песнопение и ринулся, опередив всех, в королевский покой, а Орм с Токе последовали за ним.

— Брат Виллибальд, брат Виллибальд, — закричал он, — есть еще бальзам в Галааде! Государь мой конунг, возвеселись и хвали Господа, ибо ради тебя свершилось чудо, и скоро боли твои пройдут. Я словно Саул, сын Кисов; ибо вышел я искать пиявок, а нашел святыню!

И тут люди Орма с большим трудом втащили в покой колокол, и, брат Маттиас принялся рассказывать, как все произошло.

Орм и его люди приветствовали конунга Харальда с великим почтением и глядели на него с любопытством, ибо слышали о нем все! время, сколько помнили, и странно им было теперь видеть его недужным и жалким.

Его ложе стояло у короткой стены, прямо против дверей. Оно было ладно сбитое, полное пуховиков и меховых одеял, и такое просторное, что трое или четверо могли бы улечься поперек него, не теснясь. Конунг Харальд сидел на краю постели, окруженный множеством подушек, в желтом вязаном из шерсти башлыке и кутался в шубу из выдры. На полу у его ног сидели на корточках две молодые женщины, между ними —стояла жаровня с углями, каждая женщина держала одну ногу короля у себя на коленях и растирала ее, чтобы согреть.

Всякий мог видеть, что Харальд — великий конунг, хоть и не было на нем королевского наряда, а взгляд казался испуганным. В угрюмом ожидании он уставился на вошедших и на колокол большими круглыми глазами, не слишком, казалось, взволнованный увиденным; потому что боль на какой-то миг отпустила, и он ждал, что она вот-вот в него вопьется. Он был высок ростом и могуч, с широкой грудью и большим животом; лицо у него было большое и красное, блестящее и без морщин. Волосы были белы, но борода, густая и окладистая, волнами падающая на грудь отдавала в желтизну, а прямо посредине от нижней губы шла узкая прядь, оставшаяся желтой без малейшей белизны. Рот был мокрый от всех настоев, которые он выпил, чтобы унять боль. И оба синих глазных зуба, знаменитых не только своим цветом, но и длиной, были оскалены больше обычного, словно клыки у старого борова. Глаза навыкате налились кровью; в них, казалось, обитала власть и опасность, как и в широком лбу и густых седых бровях.

Таким предстал конунг Харальд Синезубый, когда Орм и его люди увидели его впервые; и Токе сказал потом, что немного найдется старых королей с больными зубами, которые смогли бы держаться столь же величественно.

Епископа Поппона в покоях не было, потому что он провел всю ночь близ конунга, воссылая молитвы о нем и слыша в ответ ругань и угрозы, когда боль усиливалась, так что теперь, наконец, ему пришлось уйти отдохнуть. Но брат Виллибальд, который всю ночь вместе с братом Маттиасом пробовали различные средства для излечения короля, оставался по-прежнему бодрым и прытким. Это был маленький сухощавый человек, совершенно лысый, с большим носом и плотно сжатым ртом, на макушке у него багровел шрам. Он усердно кивал в течение всего рассказа брата Маттиаса и простер вперед руки, когда внесли колокол.

— Это воистину чудо, — сказал он пронзительным и резким голосом. — Как вороны небесные приносили пищу в пустыне пророку Илии, так и этих путешественников прислали сюда силы небесные нам в помощь. Мирскими снадобьями мы смогли лишь утишить эту боль на краткое время; как только государь наш конунг откроет в нетерпении рот, боль возвращается снова: так было всю ночь напролет. Но это средство верное. Ты, брат Маттиас, должен вымыть колокол святой водой; мне кажется, лучше положить колокол набок и вымыть изнутри, потому что снаружи я не вижу пыли. Тем временем я подготовлю остальное.

Колокол положили набок, и брат Маттиас стал мыть его тряпкой, которую обмакнули в святую воду, а после мытья выжимал в чашу. В колоколе оказалось достаточно пыли, так что выжатая из тряпки вода стала черной, а брат Маттиас этому сильно обрадовался. Тем временем брат Виллибальд принялся рыться в своих снадобьях, которые хранил в большом кожаном коробе, попутно растолковывая всем, кто желал его слушать:

— Наилучшим в нашем случае будет старинное григорианское предписание, при зубной боли очень несложное, и в нем нет никакого секрета. Сок терна, свиная желчь, селитра и бычья кровь, щепоть порошка хрена и несколько капель можжевелового масла: все смешать с одной частью святой воды, в которой омыли святую реликвию. Держать за щекой в течение трех стихов псалма, и трижды повторить. Это вернейшее средство от зубной боли из всех, какие известны; если реликвия достаточно сильная, оно не подводит. Апулийские лекари старого императора Отгона брали, правда, жабью кровь вместо бычьей, но теперь от этого отказались, и видно, так вышло оттого, что зимой жабьей крови трудно достать.