Владимир Динец - America Latina, или повесть о первой любви

Я пришел в контору заповедника и предъявил Индульгенцию. «Ах, ты биолог!» — радостно закричали сотрудники и устроили мне сорокаминутный экзамен, чтобы проверить. Видимо, уровень моей эрудиции их устроил — меня обещали забросить в лес при первой возможности. Но только через два дня мне сообщили, что, если я сумею добраться до деревни Shintuya на реке Alto Madre del Dios за полтора дня, то могу попасть на лодку, идущую на Рио Ману. При этом всю еду на месяц необходимо брать с собой.

В тот же вечер я закупил 20 кило риса и столько же прочих продуктов, так что лишь с большим трудом мог оторвать рюкзак от земли. На базаре мне очень удачно подвернулся чилийский фонарик на четырех батарейках. Он оказался чудом техники: светил ярче, чем автомобильная фара, и при этом батарейки почти не садились.

Найти котелок мне поначалу не удалось, и пришлось купить металлическую миску.

Потом котелок все же отыскался, а миску я продал хозяйке отеля (к большому ее удивлению).

Утром я дополз до автостанции. Автобус идет два дня и отходит через день, но мне удалось найти «фиат» с самодельным кузовом до поселка Pilcopata выше по течению.

Хозяин машины поначалу то и дело развлекал нас, сидящих в кузове, исполнением русских песен, на которые он оказался большой любитель. Час за часом мы карабкались в горы, и вскоре стало так холодно, что закоченели даже индейцы, сидевшие рядом в кузове. Они перестали тянуть монотонные песни на смеси испанского и кечуа и угрюмо смотрели по сторонам.

Мы взобрались на очень высокий перевал, где стояли два десятка крошечных домиков — инкские храмы звезд. Здесь свистел пронзительный ветер и ничего не росло, кроме совсем утонувших в земле микроскопических кактусов. Во времена инков люди почему-то любили селиться как можно выше — остатки храмов и даже жилых домов той поры можно найти на ледяных вершинах гор, у кратеров вулканов и в прочих неожиданных местах. Потом мы спустились в долинку, где у канав разгуливали стайки пунских ибисов (Plegadis ridgewayi), и снова полезли вверх.

За вторым перевалом перед нами открылась серая гладь облаков, освещенных заходящим солнцем. Едва мы нырнули в облака, как стало совсем темно, а к холоду и ветру присоединился ледяной дождь. Облачный лес стоял угрюмой черной стеной, лишь изредка в лучах фар звездами вспыхивали большие белые орхидеи. Виток за витком мы спускались во мрак. Я закоченел до полного отупения и уже не верил, что где-то может быть тепло, а сил хватало только на то, чтобы не выпасть из кузова на ухабе.

Так я попал в Ману.

Походная песня индейцев Кечуа

Caminemos, caminemos,

Muchas caminos tenemos.

Muchas caminos tenemos,

Caminemos, caminemos.

Lejos, lejos es camino,

Muchas piedras al camino.

Muchas piedras al camino,

Lejos, lejos es camino…

По дороге, по дороге,

(перевод)

Все шагаем по дороге.

Все шагаем по дороге,

По дороге, по дороге.

Далека у нас дорога,

И камней на ней так много,

И камней на ней так много —

Далека у нас дорога…

Постепенно потеплело, тучи разошлись, и в небе появились звезды, а в траве — светлячки. Большие белые орхидеи Cattleya сменились маленькими алыми Oncidium.

Странные существа перебегали дорогу в лучах фар — норковые опоссумы (Lutreolina), колючие древесные крысы (Isothrix), жабы-рогатки (Ceratophrys).

Когда наполненный ароматом цветов воздух стал совсем теплым и влажным, впереди вдруг замелькали огни, и в час ночи мы прибыли в Пилькопату — единственную большую деревню в охранной зоне заповедника.

Ночевать пришлось на местном базарчике. Жители вповалку спали на прилавках, а по ним бегали землеройковые опоссумы (Caenolestes). Эти маленькие зверьки считаются самыми древними из настоящих млекопитающих — никогда бы не подумал, что «живые ископаемые» бывают такими наглыми. Выбрав самый темный из свободных прилавков (спать под фонарями не рекомендуется — они привлекают слишком много причудливых насекомых), я дождался рассвета и на первом попутном грузовике спустился в Шинтуйю на реке Верхней Богоматери (Alto Madre del Dios).

Эта быстрая порожистая река образует южную границу национального парка. Ниже она сливается с Рио Ману и дальше называется просто Матерь Божья (Madre del Dios).

Ее долина входит в охранную зону, нижние 75 километров Рио Ману — это зона туризма, а весь остальной бассейн Ману с притоками — зона абсолютной заповедности. Там нет никого, кроме двухсот индейцев. Единственный транспорт на реках — долбленые пироги с подвесными моторами, причем в сухой сезон они едва проходят в верховья из-за мелей, а в дожди частенько опрокидываются на бурунах.

В такой пироге мы и двинулись вниз с грузом риса для егерей, живущих на двух кордонах по Рио Ману. Роскошный тропический лес тянется по берегам, а на пляжах собирается целая коллекция птиц. Фантастически яркие попугаи ара парами пролетали над рекой или глядели на нас из дупел в старых деревьях. Мы заночевали в Boca Manu (Усть-Ману) — деревушке у слияния рек, а наутро поднялись до нижнего кордона Romero.

Разгрузив рис, ребята уплыли дальше, а я остался на «пристани» из двух затонувших пирог. В сотне метров виднелся домик кордона. Во всех странах мира на кордонах заповедников собирается самая лучшая публика, так что я зашел внутрь, словно к себе домой. Двое небритых егерей сидели за бутылкой водки. Увидев меня, они молча налили стопку и спросили: «Queres sin comida, macho?» (Мужик, без закуся будешь?) В Ромеро я прожил неделю, потихоньку исследуя лес и озера в окрестностях. От кордона расходятся старые полузаросшие тропинки, но по лесу можно ходить и просто так. Местные жители иногда пользуются для этого мачете, но от него много шума и мало толку. Лишь там, где разрослась карликовая пальма Geonoma, подлесок почти непроходим.

Был разгар сухого сезона, поэтому плотная дымка скрывала далекие горы, а рассветы и закаты казались особенно романтичными. Раз в два-три дня проходил легкий дождик, река поднималась на час-другой, но потом продолжала спадать. Днем по нескольку часов стояла жара, и это время я старался проводить в воде.

Купаться в реках Ману лучше в футболке и обязательно — в плавках, потому что здесь много мелких рыбешек, которые больно щиплют за соски и прочие выступающие части.

В лесу в это время года так мало комаров, что можно ходить совсем голым, если не собираешься надолго останавливаться. На пляжах вьются кусачие песчаные мухи — крошечные твари вроде мокреца. Но только в жаркие часы они разлетаются дальше чем на пару метров от уреза воды. Ночью их сменяют речные комары. Кроме комаров, в зарослях вас радостно встречают крошечные, едва видимые простым глазом аргасовые клещики (Argasidae), укусы которых потом чешутся несколько дней. На тропах, пробитых тапирами, к клещам присоединяются наземные пиявки.