Герберт Тихи - Чо-Ойю – Милость богов

Пазанг, честолюбивый, даже слишком честолюбивый человек. Тем не менее он мало верил в успех такой экспедиции, состоящей из шерпов профессионалов-альпинистов, он не верил, что его альпинистский опыт и альпинистский опыт его земляков может быть залогом успеха. Как бы легко ни были подвержены сагибы обморожениям и как бы ошибочно они ни оценивали ледово-снежные условия Гималаев, казалось, что без их присутствия невозможно штурмовать ни один из «Престолов богов» [14].

Когда в лагере IV я обморозил себе руки и лишь от желания шерпов зависело взять меня в качестве лишней нагрузки в обратный путь, когда я был для них только помехой, они вопросительно смотрели на меня: идти вниз или оставаться умирать здесь.

Тогда я совсем не понимал противоречия между их действиями и возможностями и даже сегодня не совсем это понимаю. Может быть, причиной является наш более длительный опыт хождения в высоких горах со спортивными целями, позволяющий нам принимать окончательное решение. Как бы там ни было, но я был очень рад, что Сепп и Гельмут шли со мной. Или, точнее говоря, я с ними, ибо сейчас они должны были планировать и действовать, а я являлся только лицом, которое, может быть, сумеет их поддержать.

Сильный ветер снова начал свою жестокую игру, а над нами опять было безоблачное небо.

Мы подошли к лагерю IV и выкопали из снега консервы, оставленные нами. Я увидел площадку, где тогда стояли палатки, и в памяти снова воскресли те тяжелые часы.

Мы хотели подняться еще выше, может быть, выше есть место, более защищенное от ветра. За день мы очень устали и поэтому вряд ли смогли бы подняться намного. Кроме того, нужно было помнить, что шерпы, которые не останутся в лагере IV, должны иметь достаточно времени, чтобы дойти до лагеря III засветло.

На плоском седле, примерно на 50 метров выше старого лагеря IV, мы остановились. Четыре часа дня. Нам хотелось бы вырыть пещеру, но для этого потребовалось бы слишком много времени: снег был очень твердый и плохо поддавался обработке. Шерпам даже было трудно выровнять маленькую площадку для палаток.

Снова, как и в первый раз, мы установили палатки боком к ветру: установка их по всем правилам заняла бы очень много времени. Палатки связали все вместе и надежно закрепили: ведь они должны выдержать давление ветра, как думали мы.

Остались вшестером: в одной палатке – Сепп, Пазанг и Аджиба, в другой – Гельмут, Гиальцен и я. Остальные поспешили вниз к пещере – стало уже поздно.

Я влез в палатку первым, так как мои руки начали болеть. У меня уже не было сил, чтобы сфотографировать лагерь IV. Я постеснялся попросить об этом Сеппа или Гельмута. Мы торопились уйти от ветра под защиту тонкого полотна палаток.

Мы лежали в палатке и ничего не слышали, кроме свиста ветра. Осталось еще несколько часов до наступления темноты, тогда можно будет спать, если, конечно, нам это удастся. На такой высоте сон часто является подарком или случая, или медикаментов.

Мы составили программу следующего дня. Рано утром Пазанг и Сепп выйдут на вершину, достигнут ее и возвратятся в лагерь IV. Мы на всякий случай выйдем им навстречу с палаткой и спальными мешками. На мой взгляд, штурмовая группа была выбрана правильно. Пазанг был в лучшей спортивной форме, и если кто-либо из нас и заслужил счастья стоять на вершине, так это именно он. Мы вручили Пазангу флаги Непала, Австрии и Индии, чтобы он водрузил их на вершине: мы были уверены, что он обязательно ее достигнет. Сепп, великолепно владеющий ледовой техникой, был тоже в прекрасной форме. Он тоже должен попытаться подняться на вершину. Оба составляют прекрасную группу, от которой можно ожидать выполнения поставленной задачи. Увеличение группы вело бы только к ее ослаблению. Второй шерп в группе не нужен, он не сможет превзойти Пазанга. Гельмут слишком медлителен для выполнения больших требований следующего дня. Что касается меня, то я – калека, выбыл из группы еще раньше.

Мы не знали точно, на какой высоте находимся. По фотоснимкам и данным англичан она была равна 7000 метрам. Наши же высотомеры показывали 6850 ли 6800 метров. Таким образом, штурмовой двойке придется подняться на 1300 метров и на столько же спуститься. Это большая, почти предельная нагрузка для человека.

Они пойдут без кислородных аппаратов, потому что у нас было только два баллона кислорода, предназначенные для медицинских целей, но и они были не приспособлены для пользования во время движения.

Раньше мы думали установить еще один лагерь, лагерь V, на высоте 7500 – 7800 метров. Но в данное время никто об этом не хотел и слышать. Мы находились очень близко от вершины и были слишком хорошо знакомы со страшной силой плохой погоды. Если на следующий день погода будет хорошая, необходимо рисковать всем.

У нас не было другого занятия, как лежать в теплых спальных мешках и ожидать приближения ночи. Медленно проходили минуты. Я не чувствовал усталости и апатии, как это часто бывает на такой высоте, напротив, был возбужден и полон различными мыслями.

Я вспоминал разговор, который был у нас с Пазангом в Западном Непале почти год назад, когда он впервые заговорил со мной о Чо-Ойю, и время, прошедшее от первого разговора до составления плана и от составления плана до организации экспедиции.

Теперь мы лежим в нескольких часах ходьбы от цели экспедиции. А завтра я буду лежать в томительном ожидании, в то время как там, где-то выше, будет решаться судьба штурмовой группы.

Я не осмеливаюсь утверждать, что в моих дальнейших рассуждениях тщеславие и честолюбие не играли никакой роли. Я думаю, что они все же занимали определенное места

Я представлял себе будущий день. На рассвете Сепп и Пазанг уходят на снежные склоны, и тогда нам остается только мучительное ожидание. Бесконечно медленно будут протекать эти часы. В середине дня мы скажем: «Сейчас они должны уже быть на вершине». Но знать этого мы не будем. Потом мы перенесем наверх палатку и спальные мешки, надеясь дать им защиту в случае задержки спуска. Мы все время будем ждать и осматривать крутые безлюдные склоны.

Как я мог пережить такой день? Из прошлогодних разговоров Чо-Ойю стала целью, требующей личного участия, а в последние решающие часы я должен оставаться бездеятельным. Я вынужден передать окончательное решение в другие руки и ожидать исхода в надежной теплой палатке. Будущий день станет для меня самым грустным и тяжелым из всех прежних пережитых мною дней. Переживания о предстоящем были сильнее, чем боль в руках.

Мы лежали в палатке, несколько тесной для трех человек, Гельмут и я – ногами к выходу, Гиальцен – головой к выходу, – таким образом мы экономили место. После долгих раздумий я через ноги Гиальцена сказал Гельмуту: «Я принял другое решение, я пойду скажу им об этом».