Тур Хейердал - Фату-Хива. Возврат к природе

Выходит, когда писались фрески, на месте нынешней Сахары были леса и болота, но люди превратили плодородный край в безжизненную песчаную пустыню.

Посещение обреченного островка в море между лесистыми нагорьями Хива-Оа и Фату-Хивы надолго врезалось в память. Может быть, именно воспоминание о судьбе Мотане побудило меня много лет спустя добывать образцы цветочной пыльцы на голом острове Пасхи. И уж во всяком случае оно послужило сигналом тревоги, который заставил меня энергично защищать окружающие цветущие ландшафты, когда я уже в пятидесятых годах обосновался в маленькой средневековой деревушке среди лесистых холмов итальянской Ривьеры. Из года в год сражался я на стороне могучих деревьев, отступающих под натиском человека. Ведь из года в год лесные пожары опустошают Средиземноморское побережье Франции и Италии.

Прежде главными виновниками пожаров были пастухи, птицеловы, неосторожные туристы. Теперь пастухов давно нет, зато на смену им пришли строительные подрядчики, которым «зеленые пояса» стоят поперек горла, да пироманы, отводящие душу в заброшенных лесах. Тлеющий окурок на высохшем навозе, огарок свечи на сухой хвое — много ли надо, чтобы незаметно подпалить густой подлесок, поднявшийся между стволами после того, как диких животных истребили, а крестьяне и пастухи перебрались в города, нашли себе место в сфере обслуживания, на пляжах и в отелях. Только гарь начнет покрываться новым кустарником и молодыми деревцами, как разражается второй пожар, за ним — третий… Кому какое дело до леса, который перестал приносить доход со времен угольщиков? Редкие любители природы бьют тревогу, немногочисленные местные пожарные дружины трудятся как черти, а люди, некогда кормившиеся землей, стоят на пляже и вместе с туристами любуются морем огня на склоне горы…

Судьба Мотане угрожает остаткам зеленых массивов Средиземноморья, и в наши дни процесс идет куда быстрее, чем шел он в древности. От пустынь Сахары и Месопотамии на юге и востоке, через оголяющиеся острова и жалкие остатки пышной природы эллинского мира опустошение распространяется на запад. Сгоревший лес не скоро восстанавливается. Если же он за десять лет горел трижды, меняется вся ситуация. Корни умирают, ручьи и речки пересыхают. Дождь вымывает из почвы драгоценный перегной, тоннами уносит его в море. Остается стерильный песок, голый камень. После сильного ливня шоколадная полоса вдоль побережья отчетливо говорит, куда девается драгоценная пресная вода и бесценная плодородная почва. Они возвращаются туда, откуда некогда вышла вся жизнь на земле, — в океан.

Мотане — далеко не единственное место на нашей голубой планете, где одержимый страстью к улучшениям человек крутит биологические часы в обратную сторону.

Казалось, высокие пальмы нарочно выстроились для встречи вдоль королевской тропы. Не чопорные флагштоки на параде, а приветливо махающие представители зеленых дебрей Фату-Хивы желали нам «добро пожаловать» обратно в нашу родимую долину. Так и хотелось помахать в ответ, ведь мы знали их всех — и длинных, и коротких, и кривую, которая изогнулась над тропой, но потом, спохватившись, исправила ошибку и тоже потянулась вверх. Каждая пальма — наш личный друг. И так же мы воспринимали грозди орхидей на узловатых ветвях у нас над головой. Как будто они, не двигаясь с места, ждали нас с того самого дня, когда мы уехали. Мы узнавали свисающие в зеленый коридор лианы и воздушные корни. Легкое приветственное прикосновение, и они уже покачиваются за спиной.

Наш мир. Наша долина. Мы вернулись к себе домой, мы шли к нашей пожелтевшей бамбуковой хижине. Душа радовалась.

Босые, одетые в легкие пареу, мы вновь ощущали бодрящий контакт с подлинной жизнью, и природа играла на своих инструментах, будоража все наши органы чувств. Лес ласкал кожу, наполнял легкие теплым благоуханием. Мотане

— мертвая планета — остался позади, погрузился в соленые волны. Мы снова вступили в живой мир, где бабочки и пичуги по-прежнему вольготно порхали на солнце или в прохладной тени под зеленым пологом. Тучный перегной мощным слоем выстлал бесплодный камень, обеспечив опору и питание для грибов, корней, стеблей и могучих стволов. Не стерильный песок, а почва, в которой растет и копошится всякая мелюзга. Образец доставшегося человеку чудесного наследия: природа в седьмой день творения.

Мы углублялись в лес веселые, полные радостных предвкушений, словно дети, спешащие на день рождения. Кругом простирался мир, где ничто не сковывало нас, не ограничивало наши порывы и чувства.

Хотя день выдался облачный, нам казалось, что долина озарена солнцем. Облака не делали погоды. Воздух в дебрях по-прежнему был влажный, но теперь мы радовались влаге. Даже запах грибов и плесени был нам приятен. Все воплощало бьющую через край жизнь и плодородие. Накануне мы посетили остров, где даже грибы не хотели расти. За ночь совершили прыжок из мертвого мира обратно на живую планету. Планету, где листья роняли бусинки воды. Где журчащие ручейки вбегали на цыпочках в пляшущие речки. Где среди зелени деловито жужжали насекомые, выискивая, куда окунуть свой хоботок, словно им платили за то, чтобы они смазывали сложный животворный механизм, который обеспечивал нас тенью, воздухом, пищей.

Мы смотрели на все так, будто с глаз упала пелена, и всему восторгались, как восторгается путешественник в неведомом краю, хотя мы возвращались в собственный дом. Снова природа окружила нас множеством вопросов, над которыми стоило задуматься. Пустынный, голый островок Мотане не шел у нас из головы. После несчетных тысячелетий он возвращался к первобытному бесплодию. Таким же голым был вначале Фату-Хива. Сегодня здесь пышный лес, вчера его не было, завтра, быть может, опять не будет. Так сказать, заем на неопределенный срок. Но откуда все эти миллионы тонн сочной древесины, откуда сложнейший комплекс взаимозависимых жизней? Ветер и течение принесли отдельные клетки, а из них возникло все это изобилие живых, умирающих, гниющих и возрожденных видов. Масштабы времени не позволили нам наблюдать это превращение голого камня в зеленое царство; чудесное взрывное развитие органической материи произошло незримо для глаз человека и зверей, как незримо немое чудо банана, который за один сезон неприметно вырастает из черной земли. Подобно всем животным, человек — ради самозащиты — создан так, что его зрение, слух, обоняние, осязание реагируют на резкие изменения. Все постоянное, однообразное, неподвижное усыпляет нас. Мы не видим кончика носа, неизменно маячащего у нас перед глазами, не слышим привычного шума улицы или водопада. Собака спокойно спит под тянущейся вверх яблоней, птица безмятежно сидит среди медленно разрастающихся ветвей; они не замечают набухающих среди листвы яблок, пока одно из них вдруг не свалится на землю. Природа привила всем нам, живым тварям, способность замечать лишь происходящие поблизости от нас быстрые перемены, которые могут оказаться опасными. Наши восприятия не настроены на медленные изменения, ведь они редко представляют для нас угрозу. Чаще всего они связаны с безмолвной работой природы, она-то и обеспечивает нам хлеб насущный и необходимую для жизни среду.