Гарун Тазиев - Кратеры в огне

На засохших сучьях деревьев, росших у самой опушки, висели, как лохмотья, клочья лавы, теперь уже остывшей, но во время падения еще сохранявшей мягкую консистенцию. Здесь особенно ярко была видна быстрота охлаждения магмы, излившейся на поверхность. Падая на деревья еще в тестообразном состоянии, она должна была иметь температуру не меньше 900°. Но такая температура держалась недолго, и лава не успевала сжечь ветку иногда толщиной всего с палец; ветка обугливалась более чем на 2 миллиметра, остальная же ее часть только высыхала.

На следующей неделе я вернулся опять с Мюнками, чтобы исследовать эту часть трещины.

Наш отряд рассеялся по длинной просеке, каждый занимался осмотром какой-нибудь отдельной детали. На дне ямы глубиной около 2 метров я обнаружил прекрасные оранжево-желтые кристаллы, отложенные фумаролами, и стал спускаться в воронку, чтобы отобрать несколько образцов.

Едва я коснулся ногами дна, как вдруг почувствовал, что слабею и начинаю складываться, как аккордеон: сначала подогнулись колени, потом я согнулся в пояснице и наконец стал клониться вниз. Последнее ощущение было такое, будто чья-то сильная рука тащит меня за воротник.

Затем... я оказался лежащим на спине, глядя на вырисовывавшиеся на фоне неба испуганные лица.

– Ну как, старина? – раздался добродушно-шутливый, но все же немного взволнованный голос Адриена.

Вот таким образом я узнал, какую опасность представляет углекислый газ, держащийся в глубине некоторых вулканических впадин.

Я опять вернулся под радушный кров Мюнков и вскоре еще раз отправился с ними в поле, где мы провели несколько дней, бродя вокруг вулкана на почтительном расстоянии – в 200 и больше метров.

Во время нашего отсутствия извержение из первой бурной фазы перешло в более спокойную, но и она все-таки делала небезопасным слишком близкое соседство с вулканом. Теперь красные фонтаны жидкой лавы только изредка достигали высоты 150, чаще же не больше 100 метров. Кратер, как можно было предполагать, находился не в центре усеченной верхушки правильного конуса, а между двумя огромными насыпями; одна из них, немного больше поднятая, заканчивалась своего рода «клювом», нависавшим почти непосредственно над самым котлом, где яростно бурлила лава. Эти две насыпи, имевшие сейчас высоту 70 метров, скопились у краев отверстия, откуда выбрасывались раскаленная лава и газы. Но поперек самой трещины пока набралось лишь немного шлака, и, если встать в ее оси, можно было видеть не только высокие фонтаны лавы и выбросы, взлетавшие выше бортов насыпи, но также и наблюдать клокотание плавящегося вещества Земли.

За это время мне дважды удалось пролететь над вулканом. Полеты позволили составить представление об общей картине грандиозного явления и впервые бросить взгляд в пылающий кратер. Как я и предполагал, извержение произошло на обоих концах большой трещины, прорезавшей лесистую саванну на протяжении многих километров (с самолета это было хорошо видно). Но самое поразительное зрелище представляла раскаленная добела лава, наполнявшая кратер.

Во время второго полета мы видели мощные огненные струи, бившие из открытых трещин в основании конуса и разливавшиеся ослепительными потоками.

Не скажу, чтобы эти зрелища помимо их необычности оставляли очень сильное впечатление. Как ни легок такой способ приближения к вулкану, он тем не менее не допускает непосредственного контакта и оставляет лишь общее воспоминание как о красивой картине – не больше. Всегда чувствуешь большую или меньшую непричастность к тому, что воспринимаешь только как зрелище.

Все, что можно было видеть с самолета (языки пламени, взвивавшиеся из жерла, кипение расплавленной массы в большом кратере), по сравнению с тем, что нам удалось вырвать у вулкана на земле ценой многих усилий и даже опасностей, имело не больше ценности, чем альпийский пейзаж, увиденный из окна автомобиля, по сравнению с тем, что он представляет собой для горца, победившего и освоившего его. И тем не менее наблюдение с самолета позволило нам установить, что потоки, излившиеся из двух очагов извержения, не соприкасаются друг с другом: их разделяло пространство в несколько километров. Легко можно было проследить прямолинейный характер большой трещины – длинную просеку, соединяющую оба центра активности: уже знакомый нам восточный и с самого начала дважды давший отпор западный. Этот последний отмечался несколькими маленькими конусами; одни из них казались бездействующими, в то время как из жерл других незначительные взрывы выбрасывали «головешки» до высоты 100 метров.

Оба главных лавовых потока (каждый из своего вулкана) ползли по темно-зеленой саванне, как гигантские черные сколопендры. Первый поток остановился в том месте, до которого он дотек за неделю и где мы его обошли, чтобы избежать окружения лавой. Что касается второго, то он дошел до озера Киву и по дну продвинулся еще на несколько сот метров; с борта самолета за ним легко было проследить сквозь прозрачную воду озера.

В тот момент, когда лавовый поток шириной почти в 2 километра ринулся в озеро, столб густых клубов пара поднялся на огромную высоту. Я тогда был с моими друзьями в Гоме. Мы тотчас же вернулись в Бугено и, прыгнув в моторную лодку, поспешили к месту происшествия.

Яростно закипавшая вода с шипением разбивалась на ревущие струи, которые с невероятной силой взлетали кверху и там, соединяясь и перемешиваясь, образовывали огромный все раздувавшийся столб белых валов и клубов пара, поднимавшийся до «потолка» серых облаков. Широкий фронт потока уже остыл, а продолжавшая подступать лава пробиралась сквозь пустоты и трещины в затвердевшей коре. Как только один из красных языков касался воды, со свистом выбрасывался новый фонтан и присоединялся к башне паров, царившей над всей сценой.

Мы находились на расстоянии 100 морских сажен от берега.

Один из нас опустил руку в воду и сейчас же ее отдернул: вода обжигала. Термометр показывал 80°.

– Я думаю, теперь лучше взяться за весло,– посоветовал Адриен.

И действительно, такой горячей водой бесполезно было бы пытаться охладить даже маленький мотор.

Осторожно гребя кормовым веслом, мы продвигались вперед, ожидая с минуты на минуту, что жар заставит нас повернуть обратно. Но, к нашему крайнему изумлению, мы подошли почти вплотную к красным языкам лавы и струям пара, раздиравшим уши своим свистом. Здесь нас ждало еще большее удивление: у самого потока вода имела температуру только 20°.

Это казалось непонятным, но, подумав, мы скоро нашли объяснение. Значительная разница в температуре в результате вскипания воды в точке соприкосновения с раскаленным веществом приводила к возникновению сильных течений во всей бухте и перемешивала ее воды; течения отгоняли кипящую воду в сторону, а на ее место приносили воду с нормальной температурой.