Николай Грушинский - Антарктида

было уточнить карту побережья континента от Мирного до двадцатого восточного меридиана, провести весь комплекс океанологических и геолого-геофизических работ, уточнить ледовую обстановку и, кроме того, произвести океанологические исследования по границе двух океанов Атлантического и Индийского – от берега Принцессы Астрид до мыса Доброй Надежды.

Часть работ (гравиметрические и магнитные наблюдения, эхолотные промеры) велась на ходу. Несколько раз в сутки корабль ложился в дрейф на два-три часа, и тогда производились тяжелые забортные работы: отбор образцов донных осадков, промеры температуры, определение солености, состава воды, отбор образцов обитателей моря – от мельчайших организмов до акул. Штормило. Даже если стихал ветер, который там дует почти постоянно, огромная океанская зыбь на несколько метров поднимала и опускала корабль. Палуба то уходила из-под ног, то поднимала тебя кверху. К счастью, лед растрескался, образовав множество разводий и каналов, и кораблю было нетрудно углубиться в него на несколько километров, где уже прекращалось волнение и затухала зыбь. Здесь были свои трудности. Толчки льдин о борта мешали наблюдениям с маятниковыми приборами, льдины грозили обрывом тросов.

Двигаясь вдоль берега Ингрид Кристенсен, мы подошли к скалистым, свободным от льда островам Рёуэр. Здесь припай был полностью взломан, и в серой сумрачной воде (небо было облачно) плавали отдельные льдины. Справа по борту, совсем близко от корабля, высился колоссальный айсберг. На севере море сливалось с небом, и линия горизонта терялась в серой мгле. На юге чернели скалы островов, а справа и слева от корабля ближе и дальше ледяного колосса плавали другие айсберги. В поле зрения их насчитывалось более сотни. Мы были в заливе Прюдс. Здесь с берега Антарктиды стекает ледник, рождающий эти ледяные горы.

Спустили на воду моторный бот «Дельфин» – хотелось высадиться на землю, еще не знавшую человека. Кристенсен пролетел здесь на самолете. Высадок на этот берег история не знает. Вода была спокойная. Никакая рябь не морщила ее поверхность. Но океан дышал. Дышал мерно и спокойно и наш «Дельфин», то поднимался к самому трапу, то опускался метра на три ниже него. Прыгать надо было с последней ступеньки трапа в момент, когда бот поднимался к ней. Все шестнадцать человек благополучно спустились в лодку. Оттолкнулись багром. Затарахтел мотор. Поднимаясь и проваливаясь на зыби, лодка направилась в сторону скалистых берегов, осторожно обходя льдины. Было 22 ч по местному времени, но Солнце, только немного спустившееся за горизонт в разгар антарктического лета, не давало ночи прийти на Землю. Стояли бестеневые сумерки. Серая вода, серое небо и на его фоне серые контуры айсбергов. Черный корпус корабля скоро превратился в черточку, чуть заметную на горизонте. Впереди зашумел прибой. Это зыбь, мерно дышащая на большой воде, разбивалась о прибрежные скалы, образуя пенистый барьер, и с ревом и взрывами выбрызгивалась на берег. И думать было нечего высадиться при таком накате. Идя вдоль буруна, обнаружили бухту. Здесь было тихо, и мы спокойно подошли к пологому каменистому берегу. Дно баркаса зашуршало по камням. Выскочили – полсапога в воде – вытащили баркас. Так мы впервые ступили на неизведанную землю.

Утром, собрав геологические образцы и описав строение острова, отправились в обратный путь. Погода, к счастью, не ухудшилась, свету стало больше, и айсберги четко выделялись на все еще сером фоне воды и неба и среди них маленькая, черная полоска корабля. Тот первый гигантский айсберг, что еще вчера привлек наше внимание, теперь был четко виден. Он напоминал сказочный средневековый рыцарский замок с огромной центральной башней, боковыми башенками, бойницами и переходами. В высоту в центральной части он превосходил размеры в плане. С боков зияли пещеры – въездные ворота, отливавшие изумрудной зеленью. Это было чудо природы. Ничего подобного я не видел ни до, ни после, ни на одной фотографии моих друзей.

Но вот наш «Дельфин» у «Оби». Сразу стала заметной зыбь, к которой мы уже привыкли. Наш бот то поднимало до верхних иллюминаторов, то опускало ниже ватерлинии. Ловить трап в таких условиях очень трудно. С борта сбросили веревочную лестницу. Это значительно удобнее. И вскоре мы были у себя дома, в своих привычных, ставших уютными, каютах. Одна памятная веха жизни осталась позади.

Бороздя воды залива Прюдс, 29 января мы достигли самой южной точки пройденного маршрута – 69°21 ю. ш. при 75°11 в. д. 31 января прошли австралийскую антарктическую станцию Моусон. Ее начальник Ф. Лоу пригласил нас в гости. Было заманчиво встретиться с приветливыми австралийцами, посмотреть их быт и оборудование, обменяться информацией. Однако от них нас отделяло 12 миль тяжелого льда и подход изобиловал мелями. У кромки ломающегося припая уже третью неделю болталось их судно «Киста-Дан», ожидая, когда лето и шторм разгонят лед, чтобы подойти к базе. В этой обстановке рисковать нельзя.

Поблагодарив доктора Лоу за любезное приглашение и покачавшись некоторое время на волнах рядом с «Киста-Дан» (с ним из-за шторма мы тоже не смогли обменяться визитом), «Обь» двинулась дальше на восток.

Четвертого февраля мы остановились на очередной океанологической станции на 62° 32 ю. ш. и 57° 4Г в. д. Здесь 24 февраля 1820 г. (137 лет назад) прокладывали свой путь сквозь сплошной туман русские первопроходцы – шлюпы «Восток» и «Мирный».

«… Февраля 24 с трех часов дня ветер от зюйд-веста перешел к весту и засвежел, а в пятом часу задул с севера. Горизонт покрылся пасмурностью и выпадал густой снег. По причине темноты мы не могли видеть далеко… Я приказал каждые полчаса стрелять из пушки; однако на «Мирном» оных не слыхали…» И далее: «В 3 часа пополудни господин Лазарев уведомил меня через телеграф, что видел в полдень урила (вид баклана), который поднялся с воды и полетел к западу, а в 10 часов вечера слышал крик пингвина. То и другое может быть доказательством близости берега, особенно первое, ибо урил по тяжелому своему полету не отлетает далеко в море». (Из дневника Ф. Ф. Беллинсгаузена).

Мы шли на восток, время от времени входя во льды для океанологических работ и делая попытки пробиться предельно близко к берегу. 17 февраля, обогнув мыс Рисер – Ларсена, «Обь» вошла в лед и 26 миль пробивала себе путь, пользуясь благоприятными полыньями и разводьями. Но попытка оказалась тщетной. Берега мы не увидели. Через день, 19 февраля, удалось пробить 60-мильную полосу льда и подойти к ледяному барьеру берега Принцессы Рагнхилль. Здесь, на 60°20 ю. ш. и 24°00 в. д. глубина моря была 200 м – мы плыли над шельфом. Ледяная стена со следами свежих обвалов в местах, Где от нее отрывались айсберги, круто поднималась на несколько метров. По координатам мы находились далеко на материке, за береговой линией. Могла быть неточность ранее нанесенного контура, а может быть, оторвался айсберг. За обрывом берега на необозримое расстояние простиралось ледяное плато, казавшееся с корабля совершенно ровным, и оттуда, с ледяного купола Антарктиды, дул стоковый ветер. Дул ровно, с ураганной силой 38 м/с. Было ясно. Вода неповторимо глубокой синевы. Море кипело. Но, несмотря на штормовой ветер, волнение было слабым. Волны короткие и низкие с гребешками. Шестидесятимильные ледяные поля, хотя и с разводьями, не давали им разгуляться. Кипела вода, бросало в лицо водяную пыль, но корабль шел спокойно, без качки. Солнце стоит высоко – лето, но все тепло его уносит пронзительно холодный ветер.