Геннадий Ананьев - Князь Воротынский

– Князя Одоевского в свой полк хотел взять…

– В Правой руке он лучшую службу сослужит.

– Принимаю.

– Меня, князь, поставь на речную рать.

– Ишь ты. Совладаешь ли? – усомнился Двужил, чем весьма смутил Логинова.

Князь, увидев это, поторопился с ответом:

– Думаю, не оплошает. Быть тебе, дьяк Логинов, воеводою речной рати. Добрых вожей подбери и – с Богом. – И почти без паузы: – Совет закончен. Теперь, засучив рукава, каждый за свой урок. Сразу же после Благовещения выступаем. Кажется, много еще до Благовещения времени, только оно ой как летит. Оглянуться не успеешь – вот тебе и марток приказал долго жить.

Через несколько дней после совета князь Михаил Воротынский еще раз, хотя всю местность у Серпухова знал хорошо, поехал в приокскую крепость, чтобы Большой полк разместить не на привычном стане, а укромно, лишь малую часть полка оставив в самом городе, но так, чтобы видимость создать такую, будто стан полковой там, где привычно ему вот уже многолетне: в городе и у Высоцкого монастыря. Правда, внес он малое изменение для людского глазу: разместить полутысячу решил на самом берегу Оки в спешно отрытых посохой бороздах с редкими раскатами для орудий и легким тыном перед бороздами.

Расчет прост: прознает Дивей-мурза, что Большой полк в Серпухове, посоветует Девлет-Гирею оставить у крепости тумен либо два, осадить, не штурмуя, а лишь встречать вылазки, всем остальным войском двигаться к Москве без остановок. Это-то и нужно. Пусть двигается. Изгоном не сможет, ибо велик у него обоз с несколькими сотнями правителей городов земли русской, советники и прислуга для самого хана, который намеревается обжить Кремль, сделав его своим ханским дворцом. В общем, времени хватит, если все продумать до мелочей, чтобы, собрав всю рать в единое ядро, двинуться за крымцами на один дневной переход до самого до того места, какое выберет Никифор Двужил для сечи.

И вот тут начнется самое важное: ударить крымцев с тыла, посечься для видимости и, отступая в полной, якобы, панике, вывести ворогов на гуляй-город. Польза двойная: тумен либо два какие устремятся за русским полком, получат изрядно по зубам, и, чтобы оправдаться перед ханом и не быть казненными за трусость, вдвое или даже втрое увеличат силы русской рати, что, вероятней всего, смутит хана. Он-то будет считать, что главные силы осаждены в Серпухове.

«Важно, с Божьей помощью, соблюсти полную тайну замысла до последнего часа, – думал Михаил Воротынский. – Найдется перебежчик, донесет хану, что в Серпухове сил – кот наплакал, все тогда пойдет юзом. Половину своей дружины во главе с Космой оставлю в Серпухове для охраны ворот и стен. В Высоцком монастыре Селезня посажу, чтоб тоже муха не вылетела без его ведома…»

И еще князь Воротынский много думал о том, как бы не подвели пушки на колесах. Не приходилось еще использовать их на столь долгом пути. И чтобы окончательно убедиться в надежности полковых, как он их окрестил, пушек, он велел добрую дюжину их беспрестанно, меняя лишь лошадей, таскать по самым ухабистым лесным дорогам целых три недели. Более того, князь не ограничивался докладом главного пушкарского воеводы, что все в порядке, огненный наряд, повозки с ядрами и зельем выдюживают куда с добром, но и самолично убеждался, не лукавят ли пушкари. Нет, и в самом деле упряжь не подводила, оси не лопались, колеса не ломались, пушкари и посоха действовали сноровисто, когда случалась какая заминка из-за худой дороги.

– Молодцом, – хвалил всякий раз князь пушкарей и посошных людишек, а в Пушкарском приказе просил, чтобы мастеров, литейщиков поощряли без скаредности, не забывали бы и подьячих, которые следят за качеством работ.

За хлопотами и заботами незаметно подкралась весна. Вот уже и Благовещение Пресвятой Богородицы на носу. Князь Михаил Воротынский – к царю Ивану Васильевичу с челобитьем:

– Дозволь, государь, мне в Коломну путь держать. Поведу, благословясь у митрополита, рать на Оку.

– С Богом. Вести отсылай без промедления, если что. Только, думаю, не пойдет сей год Девлетка, хоть и готовится.

– Пойдет, государь. Пойдет. – И добавил со вздохом: – Рати у меня маловато…

– Не клянчай. Ничего не дам. Нет у меня рати лишней.

– Что ж, на нет – и суда нет.

Смотр рати перед выходом из Коломны на большом поле в устье Северки проходил устоявшимся за десятилетия порядком (на этом настоял главный воевода), и только он один, его бояре и другие ближние соратники имели не оглашаемую цель проверить, все ли устранено из того, что было замечено неладного при первом зимнем смотре.

Довольный ладностью рати своей, отстоял князь Михаил Воротынский вместе со всеми торжественный молебен и, благословясь у архиепископа Крутицкого и Коломенского, отдал приказ полкам выступать. Каждому к своему стану. В Серпухов, в Каширу, в Калугу, в Серпейск. С выделением, как обычно, части сил своих на переправы, какими при набегах пользовались крымцы.

Ничто не выдавало того, что у главного воеводы есть на этот год свой, отличный от предыдущих лет план, что скрытно сооружены загодя станы полков вовсе в иных местах, хотя и вблизи торных дорог, но в укрытых елбанами и чащобами местах.

Первый дневной переход заканчивался, полки начали уже останавливаться на ночевку, и тут ко всем первым воеводам понеслись от князя Воротынского гонцы с повелением не медля ни часу прибыть на совет к главному воеводе. Как ни велико было удивление первых воевод полков (вчера вечером все обговорили, что же могло стрястись?), однако, никто не стал волынить, слать с вопросами своих гонцов и ждать ответного подтверждения, каждый воевода, с малой лишь охраной, поспешил на зов князя.

Удивление воевод еще более возросло, когда Михаил Воротынский, не ожидая сбора всех, приглашал немедля каждого подоспевшего в свой шатер. Более того, прибывших одновременно первых воевод Сторожевого и Передового полков позвал не обоих вместе, а поодиночке.

Князь ни с кем не советовался, только приказывал, необычно жестко и необычно кратко, как изменить маршрут, направив в прежде определенные полкам станы не более четырех-пяти сотен, но сделать это так, чтобы создалось полное впечатление, будто встал на свое летнее стояние весь полк. В проводники к новым станам давал своих бояр.

Даже Федору Шереметеву, первому воеводе полка Правой руки, с которым Михаил Воротынский был связан ратной дружбой, не раскрыл всего замысла. На вопрос боярина: «Иль задумка какая неожиданно появилась?» – ответил:

– Появилась. Только не неожиданно. Станы новые для полков с ранней весны Ертоул ладил. Они уже готовы. Пока все, что дозволяю я себе открыться. Не обессудь, дружище. Настанет час, обо всем поведаю. Поклонюсь низко, чтобы исполнил ты мною намеченное безропотно. России ради. А пока занимай стан на Наре выше Серпухова и поставь такую охрану вокруг, чтобы никто не смог перебежать к татарам, когда Девлетка подойдет.