Далия Трускиновская - Запах янтаря

– Фрекен Ульрика, нечего вам, благовоспитанной девушке, стоять здесь, в этой грязной толпе, – резонно отвечал сержант. – Ваш уважаемый отец вряд ли вас за это похвалит. Идите спокойно домой и радуйтесь, что лазутчик не ушел безнаказанно.

Радоваться?.. Я вся дрожала, а ты отводил взгляд, но я уже встретила твои глаза сегодня, я уже смотрела в них, и теперь моя жизнь была непостижимо связана с твоей – может быть, даже и тоненькой ниточкой единственного взгляда.

– Вы говорите – радуйтесь? – как бы издалека слышала я собственный голос. – Уводите лучшего конюха, который у нас был за четыре года, и говорите радуйтесь?

Я ничего не могла больше – только на несколько минут оттянуть твою смерть. Если бы в моей корзинке были хоть маленькие ножницы!.. Хоть что-нибудь!..

Маде отчаянно дергала меня сзади за юбку. Наконец я обернулась к ней. И по ее лицу поняла: пока я кричала на сержанта Эрикссена, что-то изменилось, появилась какая-то надежда…

– Ну?.. – даже не спросила, а еле слышно выдохнула я.

– Их надо задержать… – вроде не услышалось, а мелькнуло неуловимым движением губ. Зачем? Надолго? Это было неважно.

– Мало мы разоряемся, кормя гарнизон? Мало вы портите нам служанок, да еще и гордитесь этим? Теперь очередь за отцовским конюхом? – кричала я, не пуская сержанта вперед. Толпа загудела, как я поняла – одобрительно.

– Это кто, дочка Гильхена?

– Лихая девка!

– Сумасшедшая кровь…

– Девка права – полон город солдат, скоро самим нечего жрать будет!

– Фрекен Ульрика, уйдите отсюда поскорее, – потребовал потерявший терпение Эрикссен. Но я в ответ протиснулась между ним и стеной, объявив, что одна из этой толпы не выберусь. Толпа – это и была твоя надежда на спасение. В такой давке Маде… или кто-нибудь другой?.. Могут, как будто нечаянно оказавшись прямо за твоей спиной, перерезать веревки. И действительно, мне показалось, что из-за плеча усатого кирасира мелькнуло лицо Маде. Но Боже меня упаси кинуть в твою сторону еще хоть один взгляд, я этим все погублю…

Народ окружил нас со всех сторон – мелкие торговцы и прислуга, мастеровые, весовщики и сортировщики конопли, рыбаки, прачки, носильщики и уличные девчонки. Шведов прижали к краю доломитовой церковной стены, и тебя – вместе с ними. Я не удержалась, взглянула на тебя, и по тому, как ты вздохнул всей грудью, вдруг поняла – твои руки свободны!

Шаг за шагом мы приближались к воротам бывшего епископского подворья. Теперь это был просто большой проходной двор, в который выходили фасады новых домов, прилепившихся к старой, еще при поляках, наверно, построенной городской стене. Я так хотела, чтобы ты бросился под свод этих узких ворот, и – наискосок, сквозь медленно текущую навстречу толпу хозяек с корзинами, в переулки, туда, где склады, целые кварталы складов льна, конопли, кож, пшеницы, там ты спрячешься, там уж тебя никому не найти!

Я ждала этой секунды и опять почувствовала в себе нервную дрожь, которая как-то сама собой отступила в глубь меня, пока я ссорилась с сержантом. Но, собравшись в комок, я вцепилась в локоть Эрикссена, чтобы в эту стремительную секунду задержать его. Мы подошли к воротам и… спокойно их миновали…

Я растерялась, я даже обернулась, ловя твой взгляд, чтобы широко раскрытыми глазами своими приказать тебе – да что же ты, сумасшедший, чего ты ждешь, беги! Мы шли уже вдоль стены Конвента. Вдруг ты рванулся и бросился в открытые двери.

Господь тебя знает, почему ты выбрал именно Конвент Экке – приют для престарелых вдов, основанный лет пятьдесят назад бургомистром Николасом Экке… Так же стремительно, как и ты, я кинулась на порог, прямо под ноги опомнившимся кирасирам, и чей-то сапог здорово съездил меня по бедру.

– Сержант! Помогите! Ваши грязные свиньи сбили меня с ног! – закричала я с неподдельным возмущением.

– Окружайте Конвент! – в ответ заорал сержант. – Бегите к воротам!

Кирасиры кинулись в переулок. Сержант дернул меня за руку и отшвырнул в сторону, а сам вбежал в Конвент, левой рукой придерживая ножны. Значит, сейчас он выхватит клинок, а ты безоружен. Безоружен!.. И кирасиры ломятся в ворота, я слышу удары…

И тут в толпе раздался хохот. Ну и всполошатся же старухи!..

А в ответ из Конвента зазвенел такой пронзительный визг, что мужчины в толпе так и остались с открытыми ртами.

– Ого! – с восхищением заметил кто-то.

Ко мне пробилась Маде.

– Он сошел с ума, – прошептала она, – это хуже всякой ловушки! Гирт, они его опять поймают…

Вместе с ней были высокий светловолосый парень и мальчишка лет шестнадцати.

В Конвенте разворачивались какие-то бурные события, мы пытались по шуму сообразить, что там творится, и я видела, правда, как Гирт и мальчишка перешепнулись, но куда после этого делся мальчишка – не заметила.

Одновременно выскочили кирасиры из переулка и сержант из дверей Конвента.

– Сумасшедшие старухи! – возмущался сержант. – Хуже осиного гнезда! Я буду жаловаться в магистрат… Ингарт, какой это дрянью они бросили в меня?

Солдат вдумчиво исследовал сержантский рукав.

– Черт его знает… – определил он.

– Ворота взломали?

– Да, но во дворе его уже не было. Может, уходит по крышам?

– Хоть у одного хватило ума… – шепнул Гирт Маде, и вдруг заорал, а голосище такой, что кавалерийским эскадроном командовать впору:

– Люди добрые! Смотрите, на крыше, смотрите!..

Действительно меж труб соседнего дома мелькнула и пропала белая рубашка. Разбились, сорвавшись, у моих ног несколько кусков черепицы.

– Господи, это же безнадежно! – подумала я. – Сейчас они окружат дом и снимут тебя оттуда…

И почему-то я никак не могла сообразить – странно, зачем твой Гирт ни с того ни с сего взял и выдал тебя?

А пока я уразумела всю несообразность его поступка, пока стояла, оторопев, ничего не понимая, в толпе закричали: «Ведут! Ведут!»

И тут я не удивилась тому, что тебя так быстро изловили, а бросилась сержанту навстречу. Но когда мы увидели, кто попался в лапы доблестным кирасирам его величества, то все, сколько нас собралось тогда на Сапожной улице, во второй раз грохнули хохотом!

Это был ревущий в три ручья, утирающий нос рукавом и бормочущий какую-то ерунду тот самый парнишка, что шептался с Гиртом.

– Ты зачем, скотина, полез на крышу? На улице тебе места мало? – допрашивал его сержант.

– Посмотреть хотел!.. – взвыл мальчишка.

– На что посмотреть?

– Как его ловить будут!..

– Отпустите дурака! – со вздохом скомандовал сержант, успел отвесить ускользавшему в толпу мальчишке подзатыльник и подошел ко мне.

– Фрекен Ульрика, ваше поведение было очень подозрительным, – значительно сказал он. – Это заставляет нас кое о чем задуматься!