Гэри Дженнингс - Ацтек. Гроза надвигается

На несколько мгновений мы с Несауальпилли остались вдвоем, и он сказал:

– Сегодня ты совершил подвиг, которым нужно гордиться, но которого можно и стыдиться. Ты пленил могучего врага, самого грозного из всех вышедших сегодня на поле боя, но в то же время нанес благородному воителю несмываемое оскорбление. Даже когда Вооруженный Скорпион достигнет загробной обители героев, его вечное блаженство будет неизменно омрачено привкусом горечи и стыда, ибо все пребывающие там воители узнают, что его победил неопытный новобранец да вдобавок еще и близорукий.

– Мой господин, – заметил я, – я сделал лишь то, что казалось мне правильным.

– Так ты поступал и раньше, оставляя другим горькое послевкусие, – вздохнул правитель. – Я не корю тебя, Микстли. Твой тонали, как было предсказано, состоит в том, чтобы видеть правду и сообщать ее другим. Но у меня есть к тебе одна просьба.

Я почтительно склонил голову:

– Мой господин не должен ни о чем просить простолюдина. Его дело приказывать, а мой долг повиноваться.

– То, что я тебе сейчас скажу, может быть только просьбой, а не приказом. Я очень прошу тебя, Микстли, отныне обращаться с правдой благоразумно, даже осторожно. Поверь мне, истина может разить не менее беспощадно, чем самый острый обсидиан. Причем, подобно клинку, она может поранить и того, в чьих руках находится.

Он резко отвернулся от меня, призвал гонца-скорохода и велел тому:

– Надень зеленый плащ и заплети волосы в косу, как подобает носителю доброй вести. Захвати чистый новый щит и макуауитль и беги в Теночтитлан. Во дворец следуй не кратчайшим путем, но пробегись по улицам, размахивая щитом и мечом и привлекая внимание. Пусть люди осыпают тебя цветами. Пусть Ауицотль знает, что победа одержана и что он получил необходимых ему пленников. – Несауальпилли немного помолчал и закончил, обращаясь уже не к гонцу, а к самому себе: – И что отныне жизнь, смерть и само имя Жадеитовой Куколки должны быть забыты.

Несауальпилли и его армия расстались с союзниками и направились назад тем же путем, каким мы все пришли сюда. А вооруженные отряды Мешико и Тлакопана вместе с длинной колонной пленников двинулись обратно по более короткой дороге – через перевал между пиками Тлалоктепетль и Истаксиуатль, а оттуда – вдоль южного побережья озера Тескоко, прямо к Теночтитлану. Двигались мы медленно, ибо многие раненые едва ковыляли, иных же, как Вооруженного Скорпиона, приходилось нести, но трудным для нас этот марш не был. Во-первых, дождь наконец прекратился, и мы радовались солнечным дням да теплым ночам, а во-вторых, сразу за перевалом началась ровная живописная местность. По одну руку от нас мирно плескалось озеро, а по другую – тянулись пологие, поросшие густыми лесами склоны.

Это удивляет вас, почтенные братья? Какие тут могут быть леса да еще в такой близости от города? Представьте себе, еще совсем недавно вся долина Мешико славилась изобилием деревьев. Чего здесь только не росло: вековые кипарисы, различные породы дубов, сосны с длинными и короткими иголками, лавры, акации, мимозы. Я, мои господа, ничего не знаю о вашей стране Испании или о вашей провинции Кастилии, но это, должно быть, сухие безжизненные земли. Как сейчас, вижу ваших дровосеков, оголяющих наши зеленые холмы ради получения строевой древесины и дров. Помню, они под корень вырубали растения, которые могли красоваться и зеленеть еще вязанки лет, и, отступив назад, горделиво любовались делом своих рук. А при виде голой, серовато-коричневой земли с тоской вздыхали и восклицали: «О Кастилия!», ибо этот унылый пейзаж напоминал им об оставшейся за морем родине.

Добравшись наконец до перешейка между озерами Тескоко и Шочимилько, то есть до земель, некогда входивших в обширные владения народа калхуа, мы привели в порядок наш строй, поправили амуницию и приободрились: впереди был Истапалапан, и нам надо было произвести на его жителей хорошее впечатление. Когда этот город остался позади, Пожиратель Крови сказал мне:

– Если не ошибаюсь, с тех пор как ты бывал в Теночтитлане, прошло немало времени, верно?

– Да, – согласился я. – Лет четырнадцать или около того.

– Ты увидишь, что город сильно изменился. Стал еще более величественным. Вид на него откроется уже со следующей возвышенности, вон с того холма.

Вскоре дорога пошла в гору, и, когда мы взобрались на вершину, мой учитель сделал выразительный жест:

– А теперь смотри!

Увы, мои близорукие глаза не могли различить деталей, однако, прищурившись, я даже на таком расстоянии углядел пятно сияющей белизны.

– Великая Пирамида, – произнес Пожиратель Крови. – Можешь гордиться: ведь ты своей доблестью поспособствовал тому, что ритуал ее освящения будет проведен достойно.

Так мы шли по долине Мешико, пока не вступили на дамбу, ведущую прямо через озеро к Теночтитлану. Каменная дорога была достаточно широкой, чтобы по ней бок о бок могли одновременно пройти двадцать человек. Но мы построили наших пленников в шеренгу по четыре, по бокам шли охранники. Не подумайте, что мы сделали это для того, чтобы придать нашей армии более внушительный вид, просто по обе стороны дамбы толпились горожане, высыпавшие нас поприветствовать. Из толпы были слышны восторженные крики и совиное уханье, нас осыпали цветами, как будто одержанная победа являлась исключительно заслугой немногочисленных воинов Мешико и Тлакопана.

На полпути к городу дамба расширялась, превращаясь в насыпной остров. Там располагалась крепость Акачинанко – цитадель, преграждавшая путь любому захватчику, которому вздумалось бы атаковать столицу с этого направления. Хоть и воздвигнутая на насыпной основе, эта твердыня по размерам могла соперничать с любым из городов, мимо которых мы прошли, а ее гарнизон присоединился к общему ликованию, приветствуя нас барабанным боем, завыванием труб, громкими боевыми кличами и ударами копий о щиты. Я, однако, смотрел на этих воинов с презрением, ибо никто из них не был с нами в сражении.

Когда голова нашей колонны, где шел и я, уже вступала на главную площадь Теночтитлана, хвост ее только-только заходил на дамбу, то есть мы растянулись на целых два с половиной долгих прогона. На величественной центральной площади, в Истинном Сердце Сего Мира, мы, мешикатль, вышли из колонны, а текпанеки резко свернули налево и повели пленников по широкой улице к другой дамбе, западной, через которую можно было попасть в Тлакопан. Пленников предстояло разместить где-то на материке, за пределами города. Они должны были оставаться там вплоть до дня, назначенного для освящения пирамиды.

Великая Пирамида! Я повернулся, чтобы посмотреть на нее, и от изумления разинул рот, как, наверное, сделал бы в детстве. Впоследствии мне доводилось видеть немало пирамид, в том числе и превосходящих эту по размеру, но ни одна из них не была столь блистательной и великолепной. То было самое высокое сооружение в городе, видное из любого конца Теночтитлана, и на вершине ее, повергая всех в трепет, горделиво красовались два величественных храма-близнеца, заметных даже с материка. Однако мне так и не удалось толком полюбоваться ни пирамидой, ни другими красотами столицы (а за четырнадцать лет здесь действительно появилось много нового). К нам, расталкивая толпу, подбежал юный гонец юй-тлатоани, громко выкрикивавший имя воителя-Стрелы Ксокока.