Александр Дюма - Карл Великий

— Я умираю от голода, — пролепетала Берта.

— Подожди, сейчас я принесу тебе поесть, — пообещал малыш.

Однажды, когда он ненадолго оставил мать и побежал поиграть с городскими ребятишками, он видел, как во время обеда императора множество слуг несли дымящиеся блюда с яствами; вот он и поспешил ко дворцу в надежде раздобыть еды, но опоздал: слуги только что прошли во дворец и подали кушанья на стол.

К счастью, Ролана это обстоятельство не остановило; он отважно пробрался во дворец, вскарабкался по лестнице, пошел по коридорам, вошел в трапезную императора, окинул взглядом стол, протянул руку, взял приглянувшееся блюдо и, не говоря никому ни слова, направился было к выходу. Дворецкий хотел остановить мальчика, слуги бросились ему наперерез, но славный император, высоко ценивший храбрость, захотел посмотреть, что станет делать малыш. Он знаком приказал пропустить мальчика и шепнул стоявшему поблизости слуге, чтобы тот незаметно проследил, кому мальчик отнесет взятое с императорского стола кушанье.

Слуга вскоре вернулся и доложил, что мальчуган отнес блюдо умиравшей с голоду нищенке, по всему видать — матери мальчика.

Маленький Ролан в самом деле отнес кушанье благородной Берте, а та была настолько голодна, что с жадностью проглотила еду.

Когда она утолила голод, то поняла, что одна настоятельная потребность уступила место другой; оглядевшись и убедившись в том, что поблизости нет ни глотка воды, она прошептала:

— До чего же хочется пить!

— Подожди, матушка, — проговорил маленький Ролан, — сейчас я дам тебе напиться!

Мальчик снова зашагал во дворец, поднялся по ступеням, прошел по коридорам и вошел в трапезную; в эту минуту королевский виночерпий наполнил рейнским вином золотой кубок Карла, украшенный драгоценными каменьями; маленький Ролан протянул руку и взялся за императорский кубок. Карл схватил его за руку:

— А ну-ка, погоди, постреленок!

Однако мальчуган не выпускал кубок; он с таким бесстрашием воззрился на императора, что тот рассмеялся. Зато Ролану было совсем не смешно. Бросив на императора гневный взгляд, он воскликнул:

— Пустите меня! Моя матушка хочет пить! Я должен идти!

— Разве для этого непременно нужно брать мой кубок? И почему ты решил отнести ей моего лучшего рейнского вина?

— Для дочери короля и сестры императора ничто не может быть слишком дорого или слишком хорошо!

— Раз твоя мать — королевская дочь и сестра императора,

она, должно быть, живет во дворце? — спросил Карл Великий. — Где же ее дворец?

— Дворец моей матери — под сенью дерев.

— Кто же ее придворные?

— Божьи птахи, распевающие песни, когда она пробуждается и засыпает.

— А кто прислуживает ей на торжественных приемах?

— Моя правая рука.

— А кто ее виночерпий?

— Моя левая рука.

— Кто же ее охраняет?

— Мои голубые глаза.

— А кто ее менестрель?

— Мой румяный рот.

— Столь знатная дама, у которой такой роскошный дворец, такой блестящий двор, такая хорошая прислуга, не должна умирать от голода и жажды — ты совершенно прав! Отнеси же ей этого вина, как уже отнес дичь, и возвращайся вместе с матерью, когда она утолит жажду.

— Так я и сделаю! — пообещал маленький Ролан.

Он отнес матери кубок славного императора и пересказал все, что тот поручил ему передать от своего имени.

Благородная Берта поняла, что Небу угодно, чтобы так все и случилось; она поднялась, взяла в руки посох и последовала за сыном.

Славный император собирался уже выйти из трапезной, когда на пороге появился мальчик с серебряным блюдом и украшенным драгоценными каменьями кубком в руках, а вслед за мальчиком шла его мать.

— Да простит меня Господь, — вскричал император, — ежели это не моя родная сестрица входит во дворец в холщовом рубище и с посохом в руке!

Благородная Берта поклонилась и хотела было опуститься перед братом на колени, но славный император этого не допустил: одной рукой он удержал сестру, а другую протянул маленькому Ролану.

— Ты хорошо сделал, мальчик мой, — молвил король, — ты был вправе взять для своей матушки все самое лучшее и самое вкусное, и не потому, что она — сестра императора и королевская дочь, а потому, что она искренне раскаялась, а раскаявшийся грешник может рассчитывать на самое почетное место.

На следующий день император Карл Великий снарядил посольство к королю Тунисскому с двадцатью плененными неверными, которым он приказал надеть золотые ожерелья и браслеты, потому что боялся, что двадцать неверных пленников могли показаться недостаточным выкупом для столь отважного рыцаря, каковым был Милон.

Три месяца спустя после описанных нами в Ахенском дворце событий Берта обнимала своего супруга, а маленький Ролан — отца.

К тому времени умер епископ Кельнский, и было много споров о том, кто займет его место, потому что митры возжаждали все как один прелаты на двадцать лье в округе.

Славный император рассудил, что его присутствие в Кельне необходимо и что при выборе пастыря для столь многочисленного стада король должен хорошо знать, в чьих руках окажется золоченый жезл, который может при случае стать не только пастушьим посохом, но и жезлом поработителя.

Император вскочил на коня и без охраны, без свиты, без придворных, в охотничьем костюме поскакал в Кельн.

Когда примерно половина пути осталась позади, он увидел на лесной опушке небольшую часовню, а звонкий и чистый голос ее колокола возвестил о начале мессы.

Славный император, не успевший помолиться перед отъездом из Ахена, поспешил воспользоваться представившейся возможностью, которую посылало ему Провидение для искупления его греха. Спешившись, он привязал коня у двери, вошел в часовню и опустился на колени в клиросе.

Бедный священник был один, не было у него ни служки, ни сторожа, а славный император оказался его единственным прихожанином; но так как король назубок знал все молитвы, он читал их не хуже ризничего.

Когда служба была окончена, он поднялся, дабы подойти к дискосу, а приложившись, хотел было опустить в него золотой.

Старый священник покачал головой и отвел дискос со словами:

— Господин охотник! Оставьте ваше золото при себе: я служу ради того, чтобы проложить себе путь на Небеса, а не для того, чтобы разбогатеть.

Император ему на это возразил:

— Но ведь каждый должен кормиться тем, что посылает ему Господь, отец мой: император — от податей, а священник — от даров.