Лаура Спинни - Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

У вируса гриппа нет ни хвостика, ни копчика, но есть другие ключики к расшифровке его генеалогии. Начнем с того, что вирус – совершеннейший паразит в том смысле, что он попросту нежизнеспособен сам по себе, вне организма его носителя или «хозяина». И самовоспроизводиться он может, лишь проникнув в клетку ткани хозяина и взломав репродуктивный аппарат этой клетки. Затем отпрыски этого вируса должны покинуть гостеприимную клетку и инфицировать соседние. Если им это сделать не удается, вирус испускает дух вместе с первично инфицированной клеткой носителя, и на этом весь грипп, собственно, и заканчивается. В точности так же, как выживание наших далеких предков зависело от их способности цепко и размашисто перекидывать тело с ветки на ветку и с дерева на дерево, выживание вируса гриппа всецело зависит от его способности перепрыгивать с клетки на клетку и от инфицированного к инфицируемому организму. И тут наша повесть о гриппе вдруг принимает весьма интригующий оборот, ведь действительно, поскольку вирус гриппа типичный паразит, то его выживание зависит не только от его собственного поведения, но и от поведения носителя . И хотя долгое время ученые оставались в полном неведении относительно темного прошлого вируса гриппа, они были худо-бедно осведомлены о том, что делали и как жили люди задолго до 412 года до н. э.

Грипп передается от человека к человеку воздушно-капельным путем – с мельчайшими брызгами инфицированной слизи, рассеиваемыми нами вокруг себя при каждом кашле и чихе. Мокрота и сопли весьма эффективное средство доставки вирусных боеголовок, но лишь в ближнем бою, ибо в аэродинамической трубе их явно не испытывали, и дальше чем на метр-другой от себя их не запулишь при всем желании. Следовательно, гриппу для эффективного распространения требовалось, чтобы люди жили как можно более скученно. Эврика! Это же ключевой момент, настоящее прозрение: люди далеко не всегда жили так плотно друг к другу. На протяжении большей части истории человечества люди, будучи охотниками и собирателями, напротив, рассредоточивались. Все изменилось около 12 000 лет тому назад, когда какому-то охотнику где-то на просторах Евразии пришло в голову возвести частокол вокруг отловленной пары диких животных – барана и овцы – и заняться их разведением в неволе, иными словами, скотоводством. Параллельно с этим и собирателям надоело шляться по лесам и полям, началось одомашнивание растений, развилось земледелие, а по совокупности две эти тенденции как раз и дали тот эффект, что земля с тех пор оказалась способной прокормить на порядок больше селившихся бок о бок людей, чем те и не преминули воспользоваться – и стали сбиваться во все более плотные общины, дабы состязаться, сотрудничать и в целом являть миру все премудрости социализации. Однако революционный переход к земледелию и животноводству ознаменовал собой и начало новой эры не только в социально-экономических отношениях.

Переход к коллективному земледелию повлек за собой всплеск ранее неведомых человеку так называемых «массовых заболеваний», обусловленных именно скученностью, – кори, оспы, туберкулеза, гриппа. Люди во все века были подвержены инфекционным заболеваниям – проказа и малярия были настоящими бедствиями задолго до сельскохозяйственной революции, – но лишь тем, возбудители которых были приспособлены к выживанию в малочисленных и разрозненных первобытных родоплеменных общинах. Хитрости этих микробов, позволявшие им процветать в столь скудных популяциях людей, включали способность повторно инфицировать ранее переболевших в обход иммунной системы и пересиживать периоды безлюдья в так называемых «зоонозных резервуарах», проще говоря, в организмах животных-переносчиков. Обе стратегии гарантировали поддержание достаточного для выживания микроорганизма как вида пула восприимчивых носителей.

Массовые заболевания стали давать совсем иную эпидемиологическую картину. Они огненным вихрем обрушивались на популяции земледельцев и жестоко прореживали их, но у выживших при этом вырабатывался стойкий иммунитет на всю оставшуюся жизнь, исключавший всякую возможность реинфекции. Возбудители массовых заболеваний зачастую могли инфицировать и животных, но не столь эффективно, как человека, а некоторые приспособились ориентироваться на человека настолько избирательно, что превратились в виды, паразитирующие исключительно на особях homo sapiens . Таким видам для продолжения существования требовались скопления из тысяч или даже десятков тысяч потенциальных жертв – отсюда и понятие «массовое заболевание». До описываемой революции эпохи неолита возбудителям массовых заболеваний было бы просто не выжить, ну а после нее их эволюционные успехи начали расти как на дрожжах – пропорционально и даже с опережением темпов роста человеческих популяций.

Но если до зарождения земледелия и скотоводства им было не выжить, то откуда они вообще взялись? А все оттуда же – из зоонозных резервуаров. Нам известны патогенные микроорганизмы, которыми заражаются только животные. Некоторые разновидности малярии, к примеру, встречающиеся у птиц и рептилий, человеку не передаются. Известны нам и возбудители, опасные и для животных, и для человека (вирус гриппа из их числа), и микроорганизмы, инфицирующие только человека, такие как, к примеру, возбудители кори, свинки и краснухи. По современным представлениям, насчитывается пять этапов превращения инфекционного заболевания, распространенного исключительно среди животных, в заболевание, поражающее исключительно человека. Точнее говоря, речь идет о пяти ступенях эволюции микроорганизма-возбудителя [12] N. D. Wolfe, C. P. Dunavan and J. Diamond, ‘Origins of major human infectious diseases’, Nature, 17 May 2007; 447(7142):279–83. . Одни, такие как вирус кори, прошли весь путь; другие, подобно вирусу гриппа, находятся на промежуточной стадии. Только процесс эволюции у вирусов порою протекает просто-таки стремительно, буквально на глазах ученых, хорошей иллюстрацией чему служит вирус Эбола.

Геморрагическая лихорадка Эбола – вирусное заболевание, прежде всего, животных. Первичными естественными носителями вируса Эбола принято считать рукокрылых семейства крыланов. Эти летучие собаки и лисицы обитают в джунглях Африки и способны инфицировать других обитателей леса, включая ценную с точки зрения охотников мясную дичь (хотя бушмены и другие племена не брезгуют употреблять в пищу и самих крыланов). До недавних пор лихорадка Эбола считалась практически не передающейся от человека к человеку: заразиться можно было только, к примеру, через инфицированное мясо дичи, но тот, кто подцепил ее таким путем, способен был заразить максимум пару-тройку ближних, и «микровспышка» тут же угасала. Все резко изменилось в 2014 году, когда в Западной Африке разгорелась настоящая эпидемия, продемонстрировавшая, что вирус Эбола мутировал и обрел способность с легкостью передаваться от человека к человеку.