Наталия Сотникова - Что губит королев

Франция тем временем заключила договор с кромвелевской Англией, которая потребовала изгнать из страны потомков казненного короля, претендующих на восстановление монархии. Джеймс был вынужден уехать в Нидерланды, где часто встречался с Анной. По своей природе он был гулякой и любителем легких побед, но Анна оказалась крепким орешком и не уступила нищему принцу, пока тот в 1659 году не дал на тайной помолвке обещание жениться на ней.

В 1660 году Стюарты торжественно вернулись в Лондон, и король Карл II, оценив преданность Эдуарда Хайда, назначил его первым министром. Анна же оказалась беременна, и Джеймс обратился к брату за разрешением жениться на ней. Отношение англичан того времени к подобным бракам по необходимости весьма выразительно характеризуется высказыванием Сэмюэля Пипса: «Кто брюхатит девку ребенком и затем женится на ней, уподобляется человеку, наложившему дерьма в свою шляпу, а затем надевшего ее себе на голову». Король не был склонен давать это разрешение по причине низкого происхождения невесты, но уступил мольбам брата, и в сентябре 1660 года Анна и Джеймс тайно вступили в брак. Вскоре Джеймс, осознавший, что из бездомного принца он превратился в брата властителя крупной державы и завидного жениха, попытался отречься от Анны. Его поддержала сестра Мария, вдова принца Оранского, буквально выходившая из себя при мысли о том, что ее вчерашняя служанка теперь является ей невесткой. Она прибегла к испытанному средству – клевете, облыжно обвинив свою бывшую фрейлину в распутстве. Тотчас же нашлось немало угодливых придворных, стремившихся выслужиться перед королевской семьей и уверявших, что они также имели возможность пользоваться благосклонностью Анны. Однако Карл I, ценивший сообразительность и приятный нрав невестки, на все поползновения Джеймса проявил мудрость царя Соломона, приказав брату «пить ту бражку, которую заварил, и спать с той, которую сделал своей женой». В довершение ко всему, принцесса Мария внезапно заболела оспой и после двух дней страданий скончалась, признавшись на смертном одре, что возвела напраслину на свою невестку и раскаивается в содеянном.

Все время этого относительно непродолжительного брака (Анна скончалась от рака в 1671 году) супруги прожили в отчуждении, что не помешало рождению шестерых детей (бездетность Карла II вынуждала их заботиться об обеспечении короны наследниками), из которых выжили две дочери, Мария и Анна. Обеим выпал жребий стать королевой Англии, хотя они часто страдали от того, что им припоминали низкое происхождение их матери.

Голос Софии Ганноверской в хоре лиц, дружно осуждавших неравный брак Джеймса Стюарта, звучал чуть ли не громче всех. Она порицала отсутствие непорочности у Анны Хайд и высмеивала ее низкое происхождение. Идея заключения брака между ее старшим сыном и принцессой Анной, приходившейся ему троюродной сестрой, возникла чуть ли не с рождением девочки. В 1680 году кронпринц Георг-Людвиг нанес визит родне в Лондон, его представили Анне и на правах родственника даже позволили поцеловать стыдливо зардевшуюся и потупившую очи юницу. Девушка не произвела на наследника из Ганновера ни малейшего впечатления, тогда как, по предположению современников, Анна влюбилась в него.

В 1682 году вопрос о замужестве принцессы приобрел статус проблемы государственного значения, ибо на рынке женихов-протестантов достойного происхождения царило затишье. Стюарты обратились к курфюрсту Ганноверскому уже с основательным предложением закрепить родственный союз брачным, посулив приданое в 40000 фунтов стерлингов и 10 000 фунтов ежегодного содержания. Однако они получили отказ, ибо, по мнению Софии, «род мисс Хайд ничем не лучше матери Софии-Доротеи». Предполагают, что этот отказ глубоко оскорбил принцессу Анну, каковая гипотеза убедительно подтверждается ее последующим весьма прохладным, если не сказать брезгливым, отношением к ганноверской родне. Девушку выдали замуж за принца Георга Датского, с которым, по мнению современников, она обрела незыблемое семейное счастье.

Тем временем София-Доротея превратилась в красивую, избалованную кокетливую девушку. Она была сообразительна, музыкально одарена, грациозно танцевала, владела французским, как родным языком, запоем читала романы и парижскую газету «Меркюр галант», подробнейшим образом описывавшую жизнь и этикет при дворе Людовика ХIV, Короля-Солнце. К сожалению, интересы ее не выходили за пределы новинок в области дамских туалетов, каковые в ту пору удовлетворялись присылкой из Парижа кукол в платьях, соответствовавших последним требованиям капризного французского двора, – они стали прародительницами журналов мод. Уже с ранних лет появились претенденты на руку дочери герцога Цельского: сын герцога Антона-Ульриха Брауншвейг-Вольфенбютельского, властителя соседнего небольшого государства (внучка этого герцога, Шарлотта-Кристина (1694–1715), сочеталась браком с сыном Петра I, печальной памяти царевичем Алексеем, и до своей безвременной кончины успела родить двоих детей), принц Георг Датский (тот самый, который стал мужем английской принцессы Анны), курфюрст Максимиллиан II Баварский и герцог Фридрих-Карл Вюртемберг-Виннентальский, но ввиду юного возраста Софии-Доротеи эти предложения серьезно не рассматривались.

Как всегда, решающую роль в браке Георга-Людвига и Софии-Доротеи сыграли меркантильные соображения, вынудившие мать жениха отказаться от своих претензий на безупречную знатность невесты. Курфюрстина София как-то призналась, что сын «женился бы на калеке, ежели сие было бы в интересах династии». Решающую роль сыграла перспектива объединения герцогства Цельского с Ганноверским и богатое приданое невесты. Отец давал за дочерью 7 округов графства Хойя, приносивших годовой доход 50 000 талеров, 150 000 наличными и 10 000 талеров годовой ренты. По условиям брачного контракта всеми этими финансовыми выгодами мог распоряжаться только муж Софии-Доротеи. Как курфюрстина София писала своей племяннице, невестке Людовика ХIV, герцогине Орлеанской про своего сына:

«…женитьба мало интересует его, но 10 000 талеров дохода убедили его, как убедили бы любого другого».

Со своим братом, курфюрстом Пфальцским, она была не менее откровенна:

«…хотя сие есть горькая пилюля, но, ежели она позолочена 150 000 талеров, приходится закрыть глаза и проглотить оную».

В октябре 1682 года был подписан брачный контракт. София-Доротея пришла в ужас. Девушка с детства остро ощущала высокомерное, окрашенное плохо скрываемым презрением отношение к себе со стороны ганноверского двора (известно, что курфюрстина София за глаза не стеснялась называть и племянницу, и ее мать не иначе, как «кусок грязи») и невзлюбила эту родню. Она разразилась рыданиями и в приступе бессильного отчаяния разбила, швырнув с размаха о стенку, миниатюрный портрет жениха в рамке, инкрустированной бриллиантами, который преподнесла ей будущая свекровь. Разумеется, ее мнение никто не собирался принимать в расчет, а выходящий за рамки приличного поведения проступок сочли капризом избалованной барышни.