Александр Бушков - Оборотни в эполетах [Тысяча лет Российской коррупции] [litres]

Иные отставнички в офицерских чинах не просто занимались уличным попрошайничеством – вели себя при этом крайне нагло. Один такой, получив от сердобольной дамы две копейки, форменным образом на нее напустился, крича, что он – штабс-капитан, императорский офицер и принимать меньше двугривенного для него унизительно (двугривенный, если кто запамятовал, – двадцать копеек, по ценам того времени вполне достаточно, чтобы хлопнуть в недорогом трактире пару чарок и закусить).

Другой (тоже штабс-капитан) пристал к газетному репортеру, назойливо требуя на бутылку. А когда тот, тертый питерский житель, отказал, процедил с угрозой:

– Не хочешь подать бедному благородному человеку, так в другой раз можно и пальто содрать!

Вполне возможно, будь дело в темноте и в отсутствие свидетелей, мог и в самом деле содрать…

Прижилась среди уличных попрошаек и самая настоящая генеральская дочка, щеголявшая чуть ли не в лохмотьях. Ее не раз задерживала полиция, побывала она и у мирового судьи (мировые судьи рассматривали всевозможную «мелочовку»), но всякий раз вновь обнаруживалась на улице пристающей к прохожим. Когда судья спросил, почему она не обратится за помощью к родственникам (папа-генерал был жив-здоров и не бедствовал, да и другой небедной родни имелось немало), девица, не задумываясь, ответила, что ей мешает гордость. Такая вот была интересная зверюшка: гордость ей мешала обратиться к родным, но не мешала попрошайничать на улицах. То ли очередная клиника, то ли девушке (как впоследствии хиппи) нравился именно такой образ жизни.

В немалом количестве разъезжали и мнимые «погорельцы» – причем концы оглобель их телег или саней были изрядно опалены огнем: вот, дескать, только и успели, что коняшку вывести да телегу из огня выдернуть… Со временем народ эту фишку просек, но многие чувствительные души продолжали подавать…

Особая статья – мнимые «монахи» и «монашенки». Одни без особых затей собирали пожертвования на «обитель», другие, гораздо более изобретательные, подобно своим средневековым предшественникам-западноевропейцам, торговали всевозможным фальшаком: тут вам не только пузырьки с «водой из Иордана» (раздобытой, понятно, в ближайшем водопроводе), но и гвозди и щепки от Креста Господня и тому подобные «реликвии», якобы самолично привезенные из Иерусалима (перьями из крыльев ангелов, в отличие от средневековых европейцев, все же не торговали, знали меру). Самое смешное, что этот товар и в самом деле имел нешуточный спрос – в основном среди небогатого купечества, у людей набожных, но простодушных.

Одно время в Петербурге по Апраксину рынку шлялся крайне причудливо одетый субъект – этакий полумонах с железным посохом. Бормотал что-то несвязное на манер старинных юродивых и собирал приличную денежку. Шустрый газетный репортер, узрев этакую персону, заинтересовался. На его расспросы первый же лавочник ответил не без почтения к «юродивому»:

– Святой человек! Он, видите ли, схимник, схиму принял (схима – это, если можно так выразиться, самый крутой вид монашества. – А. Б.) и теперь с Афонской горы (знаменитый православный монастырь в Греции. – А. Б .) пешком пришел: виде́ние ему такое было. Трогать нельзя, потому ему Бог путь указывает, и ежели он ко мне в лавку зайдет – лавке моей прибыль может быть большая, – и философски добавил: – Да его никто и не трогает, потому, в случае чего, он так-то своим посохом свистнет…

Заинтересовавшийся газетчик проследил «схимника» – и быстро выяснил, что это всего-навсего писарь, за пьянство выгнанный со службы… Увы, среди этой публики, хотя и редко, попадались настоящие монахи и монашенки, а однажды у мирового судьи оказался настоящий священник.

Самое интересное, что этот промысел, в советские времена вроде бы угасший, с перестройкой вновь возник, как чертик из коробочки. В ельцинские времена, когда автор этих строк стоял в очереди на посадку в одном из московских аэропортов, возле улетающих объявился персонаж, довольно убедительно одетый священником, с наперсным крестом и деревянным ящичком, куда собирал пожертвования на строительство очередного храма. Иные раскошеливались – но я-то прекрасно знал, что Русская православная церковь в то время категорически запретила и священникам, и монахам заниматься подобными сборами. И когда «поп» добрался до меня, я ему сказал с обаятельной улыбкой:

– Батюшка, я мусульманин, только на мечеть жертвую…

Я, конечно, никакой не мусульманин – но подействовало, мнимый «батюшка» отвязался моментально…

В описываемые мной времена серьезной борьбы с нищенством как-то не велось – ну, присудит мировой судья штраф очередному попавшемуся «профессионалу», и не более того. В обеих столицах существовали «Комитеты по разбору и призрению нищих», в реальной жизни толку от них было мало. В Уложении о наказаниях, правда, имелась статья, воспрещавшая нищенствовать «всем и каждому» и четко делившая побирушек на две категории: нищенствующих «по несчастью» и нищенствующих «по лени, привычке к праздности и даже в виде ремесла», но она, как это порой водится, оказалась из «неработающих»…

Вот и резвились мнимые ветераны, мнимые инвалиды, якобы слепые и глухонемые – впрочем, и сейчас резвятся… Как и сотни полторы лет назад, сердобольный народ порой подает…

(Если захотите поразвлечься, проделайте эксперимент: подайте этакому вот «бедолаге» буханку хлеба, кусок колбасы или просто сущую мелочь. Только заранее приготовьтесь увернуться – буханка запросто может в вас полететь…)

Продолжались, конечно, и всевозможные финансовые аферы. Вовсю действовали уже мной упоминавшиеся фальшивые «конторы по найму», собиравшие денежки с простаков для якобы устройств их на выгодные места, где требовался денежный залог. Чаще всего эти конторы обитали в довольно скромных домах – но однажды несколько вполне себе светских молодых людей, наподобие «червонных валетов», поставили дело на широкую ногу: свое заведение они пышно наименовали: «Муниципальный подрядчик», повесили шикарную вывеску с начищенными бронзовыми буквами, заказали шикарные бланки на английской бумаге высшего качества, швейцара в ливрее поставили… К ним табуном потянулись искатели серьезной службы – с немаленькими залогами. Ребятки, надо отдать должное их пронырливости, не зарывались: когда собрали приличную сумму, в один прекрасный день исчезли и обходительные служащие, и швейцар, одна роскошная вывеска осталась…

Самые разные крутились аферы – часто с участием поминавшегося многочисленного племени комиссионеров. Довольно долго процветала (и успела благополучно скрыться в безвестности) шайка, специализировавшаяся на заезжих помещиках, приехавших в столицы заложить и перезаложить свои пришедшие в упадок имения. Механизм был нехитрый: жулик-комиссионер объявлял клиенту, что отыскал банкира, готового дать взаимообразно солидную сумму – вот, кстати, и его поверенный… Дальше в игру вступал уже «поверенный», открытым текстом заявляя, что готов уговорить своего хозяина выделить ссуду, но хочет за это получить свой законный процентик… Помещики, прекрасно зная, что в России сплошь и рядом все делается через взятку, со вздохом выкладывали денежки – и больше никогда в жизни не видели ни комиссионера, ни поверенного…