Джон Гай - Елизавета. Золотой век Англии

Из всех зрителей наименьшее впечатление представление произвело на ту, в чью честь оно было поставлено. По мере того как вечер подходил к концу, напряжение Елизаветы нарастало. Эссекс не только привлек все внимание зрителей к себе, но и, потратив баснословную сумму денег, поставил самое претенциозное и вычурное зрелище, какое ей только доводилось лицезреть. Вместо того чтобы создать впечатление, что он подавляет свои амбиции в знак уважения к королеве, граф добился прямо противоположного результата. Казалось, он показал свою истинную сущность придворного, который, лицемерно признаваясь в любви, клянясь в верности и преданности, любуется собой больше, чем королевой, а этого ее тщеславная натура стерпеть не могла.

Как только представление закончилось, Елизавета поднялась с места и громко пробормотала, что «если бы она знала, как много о ней будут говорить в этот вечер, то не пришла бы». После этого она направилась прямиком в свои покои [957] Collins, I. P. 362. . Возможно, она бы разозлилась еще сильнее, если бы ей на глаза попалось еще одно замечание Бэкона, в котором тот напоминал графу, что «бессердечность королевы может укрепить ваши амбиции» [958] Spedding, I. P. 377. .

За несколько недель до представления Эссекс описал Елизавету как сфинкса, чьи загадки он разгадать не может [959] Hammer. Polarisation of Elizabethan Politics. P. 330–331. . В отличие от отчима, чьи амбиции и бестактность в половой жизни королева в конце концов сумела простить, или преданного Кристофера Хэттона, который из-за своей любви и верности так и остался холостым, Эссекс до той минуты, когда ему пришлось опровергать обвинения в любовной связи с королевой, никогда по-настоящему ее не понимал [960] J. Harington. A Tract on the Succession to the Crown. C. R. Markham (ed.). London, 1880. P. 40–41. .

С некоторого времени служение правителю-женщине стало создавать серьезные трудности в жизни Эссекса [961] Hammer. Polarisation of Elizabethan Politics. P. 248, 331. . Бёрли в молодости никогда не скрывал сомнений, говоря Елизавете, что «повиновение Вашему Величеству во всем, что я внутренне не приемлю, должно быть крайне невыгодной службой». Однако в более позднем возрасте, тяжелобольной, мучающийся вопросами «что», «как» и «почему», и настолько глухой, что послам приходилось кричать, чтобы он мог их услышать, Бёрли решил спокойно дожить оставшиеся дни и наконец принял королеву такой, какой она была. Весной 1596 года он обратится к Роберту Сесилу со словами, которые станут квинтэссенцией его политических убеждений на склоне лет:

Пока мне позволяют выступать в роли советчика, в вопросах, в коих мое мнение не совпадает с мнением Ее Величества, я следую и всегда буду следовать избранному курсу. Я не изменю своего мнения на прямо противоположное, ибо это означало бы оскорбить Бога, которому поклоняюсь в первую очередь. Однако, находясь на службе у королевы, я буду повиноваться приказам Ее Величества, а не оспаривать их, ведь, если предположить, что она являет собой помазанника Божьего, воля Божья заключается в том, чтобы ее приказам повиновались [962] CUL, MS Ee [[3]]. [[56]], nos. 85, 87; BNF, MS FF 15974, fo. 185v. .

Эссекс же был другим. Если на Елизавету не подействуют его просьбы или дифирамбы, он склонит ее к нужному решению уговорами и лестью или же заставит подчиниться своей воле [963] Hammer. Polarisation of Elizabethan Politics. P. 330. . Назойливому графу настолько важно было новое назначение с полным набором полномочий, которыми до этого обладал Уолсингем, что он начал забрасывать Елизавету стихотворениями и сонетами, некоторые из которых исполнял ее любимый лютнист Роберт Хейлз. Граф не мог удержаться от того, чтобы в завуалированном виде не высказать недовольство тем, что считал дурным обращением с собственной персоной, выставляя королеву жестокосердной и непостоянной, о чем свидетельствует следующее двустишие: «А коль закроет в душу свою дверцу / Навеки твердым станет твое сердце» [964] H. Wotton. A Parallel between Robert, Late Earl of Essex, and George, Late Duke of Buckingham. London, 1641. P. 3; S. W. May. The Poems of Edward de Vere, Seventeenth Earl of Oxford, and of Robert Devereux, Second Earl of Essex // Studies in Philology, 77, special issue 5. 1980. P. 44. .

Вскоре граф пошел еще дальше, заявив: «Если я когда-нибудь и окажу ей услугу, то лишь против ее воли» [965] Hammer. Polarisation of Elizabethan Politics. P. 332. . От безысходности он начал плести за ее спиной интриги, давая тайные указания сэру Генри Антону, которого, несмотря на тяжелое падение с лошади, снова назначили послом Англии во Франции. Граф пытался склонить королеву к тому, чтобы развязать военный конфликт. Хотя Елизавета дала Антону нужные наставления, которые в результате практически не пригодились (а именно выразить Генриху IV недовольство тем, что она помогает ему гораздо дольше, чем собиралась), Эссекс подстрекал его подтолкнуть королеву к действию, направив французам ложное сообщение о том, что ее истинное намерение состояло в заключении тайного одностороннего мира с Испанией. Играя с огнем, он даже сподвигнул Антона предупредить Генриха, что против оказания дальнейшей военной помощи французскому королю выступают скупой лорд-казначей и его сын [966] SP 78/36, fos. 115–116, 117–118, 119–126; Hammer. Polarisation of Elizabethan Politics. P. 331. .

Эти возмутительные поступки не остались незамеченными. Хотя Антон знал об отношениях Эссекса с королевой и его высоком положении в обществе и относился к нему с почтением, он поддерживал связь с Тайным советом через Бёрли и докладывал последнему обо всех ложных сведениях, которые сообщал от лица графа, даже если не всегда называл их точный источник [967] SP 78/37, fos. 25–28, 29–30, 36, 37–38; Murdin. P. 706–716. .

Однако в то время самым серьезным оскорблением в глазах Елизаветы было то, что Эссекс пытался нажиться на дорогой постановке, распространяя лучшие отрывки из сценария среди своих друзей и поклонников, а также заказал свою портретную миниатюру Николасу Хиллиарду, попросив изобразить себя в турнирных доспехах. На портрете (вероятно, предполагалось, что менее известные художники создадут копии в натуральную величину и в половину натуральной величины, которые и будут распространяться) Эссекс стоит в доспехах с золотой филигранью, правая рука — на поясе, левая — на шлеме, лежащем на столе. На портупее, продетой в латную юбку, помещен impresa, или знак, бывший при нем в тот день, — бриллиант с девизом на латыни: Dum Formas Minuis («Придавая форму, уменьшаешь»), который характеризует процесс огранки алмазов и придания им формы ювелиром. На картине отчетливо видна перчатка, которую Елизавета дала графу в начале турнира в знак своей благосклонности. Она привязана к его плечу широкой лентой в знак того, что он преданный рыцарь королевы, независимо от того, хочет она этого или нет [968] D. Piper. The 1590 Lumley Inventory: Hilliard, Segar and the Earl of Essex II // Burlington Magazine, 99 (1957). P. 298–303; R. Strong. The Elizabethan Cult. Berkeley, CA, 1977. P. 64–65, 156. .