Константин Писаренко - Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры

Мансырев С.П. Мои воспоминания о Государственной Думе (1912—1917) // Историк и современник. Историко-литературный сборник. Берлин, 1922. Кн. 3. С. 26—29.

Из воспоминаний Никанора Васильевича Савича, депутата Думы, члена фракции земцев-октябристов

«Печальной памяти день 27 февраля 1917 года.

Рано утром, я был еще в постели, затрещал телефон. Член Государственной Думы Стемпковский спешил передать мне, что в Волынском полку происходит что-то необычайное. Он из окна своего кабинета может видеть внутренность двора казарм этого полка, и ему кажется, что там началось открытое восстание солдат против командного состава. Слышны были выстрелы, мятежные крики, наблюдается необычное возбуждение нижних чинов, которые явно митингуют.

Я поспешил одеться. Через короткое время опять зазвонил телефон. На этот раз мне передавали из Думы, что Родзянко просит меня немедленно приехать туда, что получен указ с роспуском Думы и в городе начались чрезвычайные события. Родзянко выслал за мной свой автомобиль, и через 15 минут я был уже в Таврическом Дворце, который походил на потревоженный муравейник… Растерянные, взволнованные, перепуганные депутаты сновали без дела по залам и комиссионным помещениям, от которых как-то сразу отлетела привычная жизнь законодательного учреждения…

Наконец Родзянко собрал Совет старейшин, то есть представителей партий. После долгих разговоров решили созвать в Полуциркульном зале частное совещание наличных членов Думы, чтобы обсудить положение и наметить какой-либо план действий. На это совещание собрались члены Думы всех партий, не было видно только крайних правых, кои уже попрятались на всякий случай. На совещании было решено избрать из представителей всех партий особый комитет, в состав коего по должности должны были войти все члены президиума Думы. Им было поручено посетить председателя Совета Министров с целью убедить его в том, что чрезвычайные события требуют быстрых и радикальных решений, именно, по мнению большинства, только немедленное образование ответственного пред Думой министерства могло бы ввести в законное русло разраставшееся движение.

Немедленно выбрали комитет, который впоследствии получил наименование Временного Комитета Государственной Думы.

Когда происходило это совещание, В[еликий] К[нязь] Михаил Александрович вызвал к телефону председателя Думы и имел с ним длинный разговор. Поэтому совещание поручило своему Комитету постараться повидать Великого Князя и уговорить его поддержать шаги думской делегации пред Государем. Самое совещание было очень бурным. Левые элементы требовали заявления о том, что Дума не признает указа о роспуске. Они предлагали перейти в зал общих собраний и объявить о продолжении деятельности Думы. Были голоса, которые требовали, чтобы Дума встала открыто во главе начавшегося революционного движения, объявила бы себя Учредительным собранием.

Эти требования встретили решительный отпор не только со стороны умеренных, но и многих кадетов. В частности, Милюков поддержал развивавшуюся мною точку зрения о том, что нам сходить с лояльного, закономерного пути невозможно. Большинство с нашей точкой зрения согласилось и дальнейшее ведение переговоров передало Комитету.

По окончании совещания Временный Комитет решил поручить предварительные переговоры с Великим Князем и кн[язем] Голицыным президиуму Думы, то есть Родзянко, Некрасову и Дмитрюкову».

Савич Н.В. Воспоминания. СПб., 1993. С. 198—200.

Из воспоминаний Александра Александровича Бубликова, депутата Думы, члена фракции прогрессистов

«Кончились “беспорядки”, началась “революция”.

Но в нее все еще все продолжали не верить. В этот момент пришел в Думу высочайший указ о роспуске Думы.

Говорилось впоследствии часто, что Дума отказалась разойтись. Это весьма неточно.

Дума и не собралась как таковая. Члены Думы по получении указа собрались в частное совещание для обсуждения положения дел, становившегося все более грозным.

Члены правых партий уже отсутствовали, но и остальные не проявляли никакой склонности к рискованным решениям. Во всяком случае, мое предложение перейти из Полуциркульного зала в зал общих собраний и тем самым официально установить факт неподчинения формально выраженной воле монарха, не имело ровно никакого успеха, хотя я тут же пророчествовал: “Вы боитесь ответственности? Но от ответственности вы не уйдете, а достоинство свое уроните безвозвратно”.

После долгих прений, во время которых, между прочим, прославившийся впоследствии своим радикализмом министр Некрасов выступал с предложением учреждения какого-то пятичленного Комитета с никому не известным генералом Маниковским во главе, было, наконец, решено образовать “Временный комитет для поддержания порядка и для сношения с организациями и лицами” из двенадцати членов Думы.

Самая длиннота названия Комитета нарочито подчеркивала его нереволюционность.

Уже во время прений в заседание ворвался офицер, начальник воинского караула, с просьбой о защите против толпы солдат, студентов и рабочих, плотным кольцом обступивших дворец и желавших “снять” караул.

Толпа вошла во дворец и расположилась в Екатерининском и Круглом залах. Начался митинг…»

Бубликов А.А. Русская революция. Впечатления и мысли очевидца и участника. 1917—1918. М., 2016. С. 53, 54.

Из воспоминаний Владимира Андреевича Оболенского, члена ЦК партии народной свободы (кадетов)

«В понедельник, 27-го февраля, я вышел из дома в 8 часов утра…

Был чудный ясный морозный день. Выпавший накануне снег покрывал улицы и ослепительно блестел на солнце… Придя на службу, я занялся обычным делом, торопясь его закончить, чтобы к 2-м часам поспеть на ответственное заседание думской фракции к.-д., на котором непременно хотел быть.

Вдруг, в 11 часов, телефонный звонок: муж одной из служащих сообщал ей, что Дума распущена и что против его окон взбунтовавшийся Волынский полк вышел из казарм и выстраивается на улице. Получив эти ошеломляющие вести, я, не рассуждая, отправился пешком через весь город в Таврический дворец.

Садовая имела самый обычный вид: магазины открыты, на рынке толпа покупателей, разносчики с лотками перекрикивают друг друга… Невский был пустынен. Редкие прохожие имели тревожный вид, поминутно оглядываясь в сторону Литейной, на углу которой, возле ресторана Палкина, стоял кавалерийский эскадрон… Я ускорил шаги и вскоре оказался среди расставленных пулеметов, на углу Бассейной и Литейной. Они были направлены на Баскову улицу, в глубине которой был виден строй восставших солдат, стоявших перед своими казармами.