Луи Буссенар - Избранные произведения. I том [Компиляция]

Длина ее была сорок пять метров, ширина — восемь, а водоизмещение — пятьсот тонн. На яхте был установлен паровик в семьдесят пять лошадиных сил, и она могла увезти восемьдесят тонн угля. «Конкордия» передвигалась со средней скоростью десять узлов в час, расходуя четыре тонны топлива в день.

Но хозяин этого прекрасного корабля, будучи любителем маневров с парусами, пользовался паром только при штиле или при встречном ветре. У яхты были прямые паруса на фок-мачте и косые на грот- и бизань-мачтах. Она почти постоянно ходила под парусами и демонстрировала превосходные морские качества.

Прельстившись, как некогда Джеймс Брук, роскошной природой Борнео, сэр Гарри задумал обзавестись там плантацией. Его тешила мысль устроить поселок в подобном месте. Жизнь полуплантатора-полусолдата была по душе предприимчивому англичанину. Он решил объехать вокруг острова, чтобы отыскать подходящее место. Во время этого плавания он сел на мель в устье реки Кахаян. Что было затем, мы уже рассказали.

Пираты скрылись. Яхта, идя под небольшими парами, медленно маневрировала около побережья под руководством капитана, который стоял рядом с рулевым, держа превосходную морскую карту. Лот показывал незначительную глубину, и подходить ближе к берегу было опасно. Англичанин велел поднять пары в двух кабельтовых от берега и выстрелить из пушки. Дым еще не успел рассеяться над рекой, а над лозняком уже взвился белый флаг.

Сэр Гарри чрезвычайно обрадовался этому сигналу, сопровождавшемуся, кроме того, ружейным выстрелом.

— Слава богу, — сказал он, — наши люди целы!

Вскоре от берега отплыла большая, тяжело нагруженная шлюпка, в которой сидело девять человек, и беспрепятственно подъехала к яхте. Устье реки было очищено, шайка бандитов вернулась в свою берлогу. Пассажиры шлюпки, укрывшись в густом лозняке, в бессилии смотрели на жестокую борьбу и теперь с криками «ура!» поднялись на борт яхты, торопясь увидеть тех, чья неожиданная помощь решила исход боя.

При всей британской выдержке сэр Гарри не мог скрыть своего удовольствия. Подшкипера он встретил крепким рукопожатием, а матросов, которых не надеялся увидеть живыми, приветствовал ласковыми словами. Все поздравляли друг друга, и только машинист, длинный, угловато сложенный мужчина с грубым лицом и козлиной бородой, не принял участия в общей радости. Сделав неловкий поклон, он положил за щеку новую шепотку табака и, ни слова не говоря, стал спускаться по лестнице в машинное отделение.

— Почтенный мистер Кеннеди не словоохотлив, — сказал, улыбаясь, сэр Гарри. — Впрочем, я мало его знаю. Он всего две недели на судне, и то из-за болезни моего машиниста-англичанина, который не смог ехать дальше. Янки все-таки хороший народ, несмотря на то что по виду нередко напоминают что-то среднее между лошадью и крокодилом, что и сами осознают.

Насколько неприветлива была внешность машиниста, настолько же был любезен и внимателен помощник шкипера. Его предупредительность граничила с назойливостью, а странная манера коверкать английские слова и произносить непонятные фразы, отдававшие не то Италией, не то Провансом, через несколько минут успели внушить мнительному Андре смутное подозрение: что-то лживое было в голосе, в интонации и во всей его фигуре.

Доктор, который сам был марселец, слушал и ничего не мог понять в этом наборе удивительных звуков. Наконец он не вытерпел и сказал со своей обычной прямотой:

— Вот что, земляк, нечего нам ломать прекрасный язык Шекспира; я француз и вдобавок марселец. Давайте говорить на нашем наречии, ведь вы, если не ошибаюсь, тоже родом из окрестностей Ла-Канебьер.

— Сеньор Пизани — генуэзец, дорогой доктор, — возразил сэр Гарри. — Поэтому вы и приняли его за марсельца.

«Он такой же генуэзец, как и мы с вами, — хотел было ответить доктор, но вовремя удержался и мысленно прибавил: — Голову даю на отсечение, что он чистокровный моко». [43] От французского moco (мор. арго) — тулонский моряк, уроженец Прованса.

— Я очень рад встрече с сеньором Пизани, — продолжал англичанин. — Раньше у меня не было подшкипера, был только боцман.

Доктор поклонился с серьезным видом, а мнимый генуэзец с бесконечными поклонами удалился в свою каюту.

Андре остался наедине с судовым хирургом. Вошел Фрике, сдавший паровик машинисту. Он был черен, как негр, и мокрый, точно из бани.

— Фу! Вот жара-то! — сказал он, садясь рядом с друзьями. — Слава богу, отработал. По правде сказать, я очень рад, что моя смена закончилась. А уж мой преемник… батюшки-светы! Что за голова! Медведь медведем. Вошел, глянул важно, свысока, словечка меня не удостоил и, повернувшись спиной, преспокойно встал на мое место. Честно говоря, я к такому обращению не привык, и мне очень хотелось плюнуть ему в бороду. В прежнее время я так бы и поступил. Но с тех пор, как я сделался джентльменом, я научился держать себя как следует.

— Ах ты, шалун! — сказал доктор, которому всегда ужасно нравилась веселость Фрике.

Мысль о подшкипере преследовала доктора неотвязно, и он снова заговорил о нем:

— Это последнее дело, коли провансалец скрывает свое происхождение. Как все курчавые люди, моко бывает или очень веселым человеком, или мрачнее тучи.

— Я с вами совершенно согласен, — ответил Андре, — он не итальянец. Я знаю этот язык, как свой. Я изучил все его наречия, в частности и генуэзское. Все они различаются произношением некоторых слогов. Прежде мы не стали бы обращать на это внимания, но на этот раз будем осторожны.

— Но где я видел это лицо? — продолжал размышлять доктор. — Наверняка могу сказать, что я не в первый раз имею удовольствие лицезреть этого молодца. Я ведь много повидал на свете. Сеньор Пизани молод — лет, так, тридцати двух. Смуглая кожа, черные волосы, бородка клинышком, вздернутый нос — ничего особенного. Но что в нем удивительно, так это светлые глаза. Эта аномалия должна была поразить меня и прежде. Ну, после увидим.

Человек, так взволновавший доктора, был приглашен к завтраку, который сэр Гарри устроил в честь пассажиров. Разговор, разумеется, зашел об утренних событиях, и сэр Паркер, еще раз в теплых выражениях поблагодарив французов, повторил им свое предложение относительно союза.

— Что бы ни случилось, господа, я ваш душой и телом. Ваши друзья будут моими друзьями, я буду биться против ваших врагов. Ваше дело достойно благородного человека, и правительство не отвергнет меня за то, что я приму в нем участие. Завтра утром мы соберемся на первый военный совет.

Но этому великодушному намерению не суждено было осуществиться. Помешала непредвиденная катастрофа.

Пятеро друзей, которых сэр Гарри не хотел разлучать, отлично выспались в салоне, превращенном в спальню. Они поднялись с рассветом и, одевшись, тотчас пошли к хозяину, как и было условлено.