Луи Буссенар - Избранные произведения. I том [Компиляция]

В Америке среди крупных зверей числят ягуара, чья свирепость сильно преувеличена, пантеру, не столь опасную, сколь коварную, откровенно трусливого кугуара и медведей, популяция [1354] Популяция — совокупность особей растительного или животного мира определенного пространства, принадлежащих тому или иному виду (например, популяция медведей в Северной Америке). которых имеет множество разновидностей.

Это все.

При взгляде на сей весьма краткий список, где упомянуты лишь самые известные животные, можно было бы подумать, что в Новом Свете [1355] Новый Свет — литературное название Америки и (реже) Австралии, в противоположность Старому Свету — Европе, Азии и Африке. нет тех гигантов, каким мы любим присваивать королевские титулы — за их силу, размеры или свирепость.

Но это представление ошибочно. В Америке есть зверь, который мог бы сразиться — и, возможно, даже одержать верх — с чудовищными хищниками, чьи имена, внешний вид и образ жизни нам хорошо известны.

Это бурый медведь!

Натуралисты, любящие давать своим подопечным звучные, порой странные наименования, в данном случае не затруднились, выбирая этому хищнику имя, иными словами, давая ему научное обозначение.

Они нашли название, которое напрашивалось, и окрестили его попросту « ursus ferox » — «свирепый медведь».

Редко случается, чтобы имя с такой точностью отражало свойства объекта, ибо в буром медведе, или гризли, как его называют американцы, природа, кажется, свела воедино страшные наклонности всех хищников, не забыв снабдить соответствующими возможностями для утоления кровожадности.

Сильный, как слон, смелый, как лев, коварный и неумолимый, как тигр, серый медведь отличается колоссальными габаритами, потрясающими воображение.

В самом деле, в Скалистых горах встречаются гризли ростом в четыре метра и весом в тысячу килограммов! Это вес двух лошадей, закованных в броню! [1356] Данные о гризли, приведенные здесь, кажутся несколько преувеличенными, к ним следует отнестись критически.

Огромный, тяжеловесный, неуклюжий, он словно бы опротивел самой природе, и она бросила, не доделав, эту махину с бесформенной мордой и крохотными глазками, постоянно налитыми кровью, с кривыми лапами и мощным торсом, что качается на манер маятника.

Если прибавить к этому грязно-белую шерсть с длинными клоками на шее и на боках, чудовищная глыба мускулов покажется еще более отвратительной.

У него ужасные зубы — необыкновенно длинные и острые. Но еще страшнее — если это вообще возможно — его когти, длина их доходит до пятнадцати сантиметров.

Достаточно взглянуть на него, чтобы понять, насколько он опасен — а ведь этот зверь обладает еще ловкостью и коварством, обманчиво скрытыми внешней неуклюжестью.

Ему неведомо чувство страха, он никогда не отступает перед опасностью, слепо веря в свою силу, и становится неудержим, если впадает в бешенство.

Даже истекая кровью, он бросается в атаку на врага, даже при последнем издыхании не ослабляет хватку. Это чудовище отличается изумительной живучестью: бывали случаи, когда с гризли не удавалось справиться, всадив в него двадцать пять пуль!

Как показывает строение зубов, он принадлежит к числу плотоядных и в кровожадности не уступает тигру: любит лакомиться теплым мясом и часто убивает из одного желания убить.

Ударом лапы он сбивает с ног бизона весом в шестьсот килограммов и взрезает шкуру когтями, словно охотничьим ножом; затем вгрызается во внутренности, с жадностью лакая кровь, и пожирает еще трепещущую плоть.

Он с одинаковой ловкостью охотится на равнине и в горах; терпеливый, как все хищники, может часами сидеть в засаде, подстерегая оленя или горного козла, а затем набрасывается на них с быстротой молнии, не оставляя жертве никакого шанса на спасение. Если нужно, он без всяких колебаний кидается в погоню, не страшась состязаться в скорости с самыми быстрыми животными, и одерживает в этой гонке верх над бизонами, ланями и даже дикими лошадьми.

Поскольку гризли нападает без предупреждения на все живое, что встречается ему на пути, будь то человек или зверь, индейцы панически его боятся и вступают с ним в сражение, только защищая свою жизнь. Вот почему самым почетным украшением воина считается ожерелье из когтей бурого медведя, ибо оно служит неоспоримым свидетельством силы и доблести.

Легко понять ужас, охвативший бесстрашных искателей приключений. Когда Боб и Жак, распахнув двери «Одинокого дома», выскочили во внутренний двор, они, побледнев, попятились, воскликнув:

— Великий Боже! Бурый медведь!

С первого взгляда было ясно, какая драма разыгралась за несколько секунд.

Две растерзанные собаки, словно окровавленные лохмотья, валялись у частокола, продавленного голодным зверем.

На краю затоптанной, полузасыпанной траншеи лежала Кэт, застыв без движения и без кровинки в лице. А в двух шагах от нее стоял на задних лапах громадный медведь — ростом, казалось, с дом. Из его широко открытой пасти исходило зловонное дыхание, и кишки вываливались из распоротого брюха! К правому боку чудовища буквально прилип свершивший нечеловеческий подвиг Жан, без устали работая ножом, тогда как страшные когти силились дотянуться до спины юноши.

Издав еще одно ужасающее рычание, смертельно раненный гризли навалился всей тяжестью на плечи изогнувшегося Жана, а тот вцепился в шерсть мертвой хваткой, уткнувшись в нее лицом.

Канадец сражался безмолвно, не зовя на помощь. Из его разодранной ноги хлестала кровь. Этот маневр характерен для свирепого медведя: он норовит прежде всего порвать сухожилия жертвы, лишив ее возможности бежать.

Боб и Жак, догнавшие их трое десперадос, путешественник-француз и полковник затаив дыхание следили за беспощадной схваткой, не смея ринуться на зверя из опасения задеть Жана, слившегося с ним в одном объятии.

Из пасти и ноздрей гризли выступила кровавая пена. Он издыхал… но и юноша, изнемогая, держался из последних сил. Голова его поникла, руки разжались, колени подогнулись… и тут родной голос заставил смельчака встрепенуться.

— Смелее, брат! Еще немного!

Когда метис и ковбой побежали на двор, заслышав рычание зверя и боевой клич Жана, американец машинально схватился за кобуру, но Жак резко остановил его.

— Нет! Только не это! Из револьвера не убить… а раненный, он придет в бешенство!

Ворвавшись в комнату, метис схватил первый попавшийся под руку карабин, быстро зарядил его и тут же вернулся во двор, растолкав остальных и крикнув брату ободряющие слова.

Затем, с холодной решимостью, хотя и смертельно побледнев, поднял оружие, целясь зверю в голову.