Луи Буссенар - Избранные произведения. I том [Компиляция]

— Знаете ли, коллега, слово «старикашка» звучит несколько фамильярно. Исходя из ваших же интересов, не хотелось бы, чтобы Мэтр слышал такие речи.

— В конце концов, какая разница? Пусть делает со мной все что угодно, только избавит от этой бессмысленной работы!..

— Видно, вас и впрямь обуял гнев!

— Скажите лучше, что я в ярости, меня душит, ослепляет злоба!

— Но от ярости кровь бросается в лицо, вы же ничуть не покраснели, а, напротив, пожелтели. Думается, от злости у вас приключилось разлитие желчи.

— И вы еще смеете шутить?!

— Поймите, дорогуша, если я стану отвечать вам в том же тоне, то вскоре мы переколотим о головы друг друга всю лабораторную утварь.

— Никогда не знаешь, шутите ли вы или говорите серьезно.

— Разве я похож на шутника?

— Очень!

— Ну так цепляйтесь лучше ко мне. Это безопасней, чем хулить патрона, пусть даже за глаза.

— Вы, словно крепостной, преданы ему до самых печенок!.. Вы его всегда защищаете!..

— От кого? От вас? Бедный юноша! Мэтр не нуждается ни в моей, ни в чьей бы то ни было защите. Ему ничего не стоит заставить себя уважать. Стараясь умерить шквал ваших попреков, я думаю лишь о вашем же благе, ибо если хозяин услышит подобные разговоры, то он тут же даст вам пинок под зад, как зарвавшемуся матросишке.

— Ну и что с того?

— Вам мало? Тогда попробуйте выказать ему недостаточное почтение, пройдитесь, например, насчет его внешности или в глаза назовите «старикашкой»! Но лучше не обсуждать эту тему. Хочу надеяться, что причиной вашего уныния и плохого настроения является эта злосчастная желтуха, делающая людей такими сварливыми.

— Вам хорошо говорить. Вы всегда с правой ноги встаете. Здоровье отменное, глаз зоркий, аппетит прекрасный…

— Не завидуйте; нога лишена элегантности, глаз — единственный, а аппетит весьма посредственный.

— Но, во всяком случае, работа…

— Соотносительно с вашей — точно такая же, но намного тяжелей, на что я в конечном итоге не сетую. Давайте разберемся. Каковы ваши обязанности?

— О, никакие или почти никакие! Всего-навсего трижды в день производить пробы вод лагуны и, делая ее микроскопический анализ, искать bathybius, узнавать, развиваются ли они, растет ли их количество, изменяется ли их структура, фотографировать полученные под микроскопом препараты, проявлять пластинки, печатать фотографии, демонстрировать их господину Синтезу и так далее. В итоге — восемь часов кропотливой, утомительной и однообразной работы.

— А вы думаете, что круглосуточно следить за всеми делами лаборатории пустяк?! Надзирать за теми, кто обеспечивает работу аппаратов, изучать реакции, происходящие между множеством элементов, измерять температуру воздуха и воды и все до малейших подробностей докладывать Мэтру?!

— Пусть так. Но беда одного человека не исключает несчастий другого.

— Еще раз говорю вам: я не жалуюсь, и даже наоборот!

— Вы хотите сказать, что эта варварская кухня, недостойная людей нашего круга, вас к себе влечет?!

— Непреодолимо!

— Но, помилуйте, с какой целью?! Если бы я только мог надеяться получить какой-нибудь истинно научный результат…

— Неужели вы и в этом сомневаетесь?

— Сейчас больше, чем когда-либо.

— Но ведь первые полученные данные очень обнадеживают.

— Вы легковерны.

— Bathybius расплодились делением настолько, что воды бассейна ими буквально кишат. Обсеменить двумя кубометрами монер водоем водоизмещением около семидесяти пяти тысяч и получить за четыре дня такой огромный прирост — это изумительно!

— Я придерживаюсь того же мнения, я даже иду дальше. Должен сообщить, что сегодня появились и более сложные существа — амебы. Появились, естественное дело, из bathybius путем прогрессивной трансформации животного мира.

— Но это же великолепно! Это же чудесно!

— Что великолепно?! Что чудесно?!

— Эдакое воплощение теорий эволюции!

— Начало воплощения…

— Видя столь замечательный результат, не стану дискутировать с вами о терминах!

— Добро. Хотел бы я хоть на миг разделить вашу радость, не перенимая вашей восторженности. Ну а что дальше?

— Как — что, ведь сделан первый шаг. Обозначена способность простой клетки на глазах трансформироваться, преобразуясь в более сложный организм, что свидетельствует о начале ускоренной эволюции. И это вам ни о чем не говорит?!

— Ни о чем. Или, во всяком случае, мало о чем. Единственный вопрос, который я себе задаю: к чему все это может привести?

— Я очень надеюсь, что увижу в период, равный двумстам восьмидесяти дням, эволюцию от первичной клетки до человека.

— Вы, дражайший коллега, позвольте сказать откровенно, несете несусветную чушь. Подумайте сами: что такое жизнь? У вас есть точное определение?

— Могу предоставить не одно определение, а несколько.

— А я располагаю только одним.

— Не соблаговолите ли вы его сформулировать?

— Охотно. Жизнь, — думается мне, — это процесс упорядоченной и организованной эволюции, переданный первичной материи предшествующим существом, в котором происходили подобные эволюции.

— Таким образом, вы утверждаете, что все ныне живущие существа непременно должны отпочковаться от своих, скажем так, родителей?

— Черт возьми, разве ж это не само собой разумеется?

— Для меня — отнюдь. Ограничусь одним вопросом: откуда произошло первое животное или растение, которое не имело себе подобных?

— Однако и философские и религиозные догмы объясняют сей феномен, и я считаю эти объяснения исчерпывающими.

— Но ведь любые догмы подтверждают, а не описывают процесс.

— Это меня устраивает. И я удовлетворяюсь верованием, провозглашенным задолго до нас гениями, перед которыми согласен пасть ниц.

— Ваше дело. Но кто мне запретит искать более человечное, если хотите, более приземленное, более приемлемое для моего разума объяснение и не причиняющее ни малейшего вреда догмам, провозглашаемым вами в ходе наших научных дискуссий?

— Ничего другого и не желаю, кроме как услышать от вас «научное» объяснение появления жизни на Земле. Но, предупреждаю заранее, ваши умствования меня не убедят. Что ж, дискуссия поможет нам убить время, пока сохнут мои пробы.

— Вы только что очень доходчиво изложили точку зрения, которая не удовлетворяет меня, поскольку она неминуемо подводит к отрицанию трансформизма.

— Значит, вы знаете лучшее определение?

— Вполне вероятно. Во всяком случае, оно не подводит к безоговорочному приятию предпосылок, кажущихся мне сомнительными, так как, по моему мнению, живые существа необязательно происходят от неизменно и строго себе подобных предков. Я дал бы следующее определение жизни: «Это — совокупность сил, управляющих органической материей».