Луи Буссенар - Избранные произведения. III том [компиляция]

— Мне какое дело до этого? — перебила комиссара Диана. — Знаете ли вы, кто я?

— Я пришел к госпоже Диане А. Диксон и предупреждаю ее, что через сорок восемь часов она будет сидеть в доме предварительного заключения по обвинению в подстрекательстве к убийству, — сухо проговорил комиссар.

Диана сообразила, что у полиции должны быть серьезные доказательства ее участия в преступлении, раз полицейский чиновник позволяет себе говорить таким тоном.

Она видела, что игра проиграна, но не в ее характере было сдаваться.

— Вы не имеете права говорить мне подобные вещи, — сказала она. — Известно ли вам, что я — Королева Золота и что у меня имеются тесные связи с посольством Соединенных Штатов?

— Это нам известно, иначе мы не стали бы вас предостерегать заранее, а просто арестовали бы без всяких разговоров. Вы поняли меня? Надеюсь, вы и сами знаете, что вам теперь следует делать, чтобы избавиться от разных неприятностей… Желаю вам всего лучшего!

Комиссар вежливо поклонился и оставил Диану в состоянии полной ошеломленности от неожиданного оборота, который получило дело.

Намек комиссара был как нельзя более ясен.

Диане пришлось в течение двух суток покинуть французскую территорию из-за опасения ареста и предания суду.

Тут же на Диану обрушился новый удар. Она прочла в газете известие о помолвке Марселя Дэроша с его двоюродной сестрой Элизой Дэрош.

Это известие было для нее как гром среди ясного неба.

Элиза — не родная, а двоюродная сестра Стального Тела!

Сначала она пришла в отчаяние. Потом это отчаяние сменилось безумной яростью.

Глаза ее горели неистовым огнем. Она металась по комнате, точно львица в клетке, охваченная бессильной злобой.

В ней с новой силой проснулась жажда мести всей семье Дэрош и главным образом «проклятой» Элизе, которую Диана считала виновницей своих несчастий и неудач.

Мучение было тем ужаснее, что она даже не имела надежды на отмщение, так как волей-неволей ей приходилось удалиться с поля битвы и притом немедленно.

В таком состоянии застал ее личный секретарь Корнелиус, которого она вызвала к себе по телефону, как только ушел комиссар.

Овладев собой, Диана описала секретарю визит полицейского чиновника.

— Этого нужно было ожидать со дня на день, — с обычным спокойствием сказал секретарь. — Всеми этими сюрпризами мы обязаны вашему другу — Стальному Телу.

— Не все ли равно, кому мы этим обязаны? Это с вашей стороны одно пустословие, — резко перебила его Диана. — Дайте лучше поскорее какой-нибудь дельный совет.

— Я вполне одобряю совет, данный комиссаром. Ничего более дельного не придумаешь. Собирайтесь-ка в дорогу и сегодня же покатим домой.

— Вы мне советуете постыдное бегство с поля битвы! — вскричала Диана. — Неужели мы позволим нашим врагам торжествовать победу?

— Да ведь ничего больше не остается. А что касается врагов, то им еще придется с нами считаться. Чем угодно готов поручиться, что они обязательно вернутся на родину, на Равнину Вех. Ну а там, среди американских прерий, все преимущества будут на нашей стороне. Уезжая из Парижа, мы не отказываемся от дальнейшей борьбы, а только меняем поле битвы. Это единственный выход из нашего теперешнего положения.

Доводы Корнелиуса были как нельзя более убедительны. Приходилось покориться необходимости и бежать-бежать.

Секретарь посмотрел в записную книжку и объявил Диане, что на другой день вечером из Гавра отходит в Нью-Йорк трансатлантический пароход «Нормандия», принадлежащий французской компании. Он предложил выехать из Парижа сегодня же с ночным курьерским поездом и брал на себя все хлопоты.

Плача от досады и проклиная судьбу, Диана начала укладываться и дала себе клятву умереть или жестоко отомстить тем людям, которые, по ее глубокому убеждению, только и делали, что преграждали ей дорогу к счастью.

Возвратившись домой от военного министра, Шамбержо долго шагал из угла в угол, обдумывая, как спастись. Военный министр предлагал самоубийство! Вот выдумал! Сама мысль о таком выходе из создавшегося положения казалась полковнику смешной, нелепой, недостойной такого серьезного и умного человека, каким он себя считал.

«Уйти из жизни, лишиться ее радостей, имея в кармане миллион наличными! Это было бы верхом глупости. Я бы первый назвал себя идиотом. — Шамбержо решительно отклонил эту смешную мысль. — Тогда что же делать? В Париже оставаться нельзя — на каторгу сошлют. Поселят в Гвиане, а это, по выражению Дианы, довольно неприятный морской курорт. Что же делать? Что же делать? — Мысль Шамбержо лихорадочно работала. — Да, остается одно средство: бежать из Парижа, бежать из Франции».

Это не особенно нравилось графу Шамбержо. Покинуть Париж было бы для него чересчур тяжело. Не из патриотизма — нет, какой там патриотизм! Для полковника это было пустым звуком. А просто потому, что Париж, по его мнению, был единственным городом в мире, где порядочный человек мог жить, не умирая от скуки.

Однако у него, как и у Дианы, не было другого выбора. Он волей-неволей решил безотлагательно бежать.

Остановившись на этом решении, он принял все меры предосторожности, какие требовали обстоятельства.

Прежде всего, он позвал денщика и отпустил его до следующего дня. Денщик был очень рад случаю погулять с земляками. Полученный отпуск его нисколько не удивил: полковник и раньше предоставлял ему такую льготу.

Он быстро смахнул кое-где в квартире пыль, почистил сапоги графа и исчез.

Оставшись один, Шамбержо вытащил дорожный чемодан и положил в него самые нужные вещи. Туда же положил он и часть своих денег, а другую аккуратно уложил в бумажник.

Затем он сбрил усы и надел лакейскую ливрею, в которую его денщик облачался в приемные дни.

Посмотрев в зеркало, Шамбержо остался доволен своим видом. Сбритые усы настолько изменили его физиономию, что сыщики (Шамбержо был уверен, что за ним следят) не могли бы догадаться, кто скрывается под этой ливреей. Сгущавшиеся сумерки увеличивали шансы полковника на спасение.

Взглянув в зеркало еще раз, Шамбержо взял чемодан и через черный ход вышел из дома. На улице он закурил папироску и с видом прогуливающегося лакея, посланного господином с поручением, медленно зашагал по направлению к Западному вокзалу. Он не заметил ничего подозрительного. Шамбержо прибавил шагу, не обращая внимания на трех человек, шедших по другой стороне улицы. Они разговаривали на парижском арго и хохотали громким раскатистым смехом.

То были Пенвен и спасшие его рыбаки. Они и виду не подали, что следят за каждым шагом лакея, в котором сыщик сейчас же узнал хорошо знакомого ему графа Шамбержо.