Луи Буссенар - Избранные произведения. III том [компиляция]

Число оборванцев, окружавших замок, стремительно возрастало. Под звуки выстрелов, впрочем не достигавших цели, из близлежащих охотничьих угодий прибыло еще человек сорок, а может, и больше. Вскоре осаждавших собралось больше сотни. Разделившись на группы, они явно не собирались никуда уходить. Погода стояла холодная, поэтому нищие стали запасаться хворостом, жечь костры, ощипывать и жарить домашнюю птицу, несомненно, украденную у местных крестьян. Аббат щедро снабдил их хлебом, и в ближайшее время голод негодяям явно не грозил. Среди новоприбывших было много мужчин, вооруженных ружьями. Они с надменным видом прогуливались вдоль границ лагеря, передразнивая часовых, и, развлекаясь, корчили рожи защитникам крепости.

— М-да, — промолвил аббат, с растущим недовольством и тревогой наблюдавший за маневрами осаждающих, — неужели эти негодяи решили взять нас измором?

Сама мысль об осаде феодального замка в наши дни представляется нелепой — ведь сейчас существуют быстрые средства сообщения, наша армия прекрасно организована, и воинское соединение любой численности может быть немедленно переброшено в любую точку страны. Однако во времена, когда разыгрывалась описываемая нами драма, осада не казалась такой уж невероятной. Одиноко стоящий, удаленный от крупных населенных пунктов замок со всех сторон окружали густые леса, единственная ведущая к нему дорога была вся в ямах и колдобинах, хозяином Фарронвиля являлся аристократ, чье присутствие в этих краях местные власти старались просто не замечать. Таким образом, замок как бы находился вне закона или, по крайней мере, где-то на его обочине.

Аббат Филипп жил в полном одиночестве, иногда месяцами не покидая стен своего жилища. Посетители у него бывали редко, а сам он делал все, чтобы его забыли и дали спокойно дожить свой век. Принадлежавшие аббату земли снабжали его всем необходимым, подати он взимал съестными припасами и практически ничего не покупал в соседних деревнях. Уединение его напоминало добровольное заточение. Не появись он на людях даже несколько недель, никто бы о нем и не вспомнил, а у властей и так забот хватало, тем более что людей для борьбы с разбойниками катастрофически не хватало. На всю округу, например, было только четыре бригады жандармов — в Жанвиле, Нёвиль-о-Буа, Этампе и Питивье!

На смену Террору пришел хаос, а с ним начался золотой век бандитизма, так что вот уже целых два года банда Фэнфэна безнаказанно грабила жителей Боса, потеряв при этом всего двадцать пять человек.

Задача аббата Филиппа заключалась в том, чтобы продержаться как можно дольше в стенах своей неприступной крепости. Однако быть уверенным в том, что можешь отразить любую атаку, — это только половина дела. Ни владелец замка, ни гарнизон не могут жить без пищи. Сколько времени сможет продержаться аббат де Фарронвиль, не пополняя запасов? Впрочем, графиня де Ружмон думала лишь о своих страхах и по-прежнему считала, что решение переехать к аббату было верным. Она торжествующе поглядывала на Валентину и Рене:

— Видите, дети мои, в каком ужасном положении мы оказались бы, если бы остались в Ружмоне! Даже малочисленная горстка бандитов вполне могла бы ночью ворваться в замок, а у нас всего двое слуг, способных оказать хоть какое-то сопротивление! Стоит об этом подумать, как меня начинает бить дрожь! А здесь, за прочными стенами, под защитой храбрецов, которыми командует аббат… Какое нам дело до оборванцев с их палками! Честное слово, я спокойно дышу только последние шесть дней — с той минуты, когда аббат предложил нам перебраться к нему.

Валентина, которую ничуть не успокаивали слова матери, с серьезным видом кивала, в душе сожалея о покинутом Ружмоне, где остались дорогие ее сердцу воспоминания, и рассеянно отвечала:

— Я рада, мама, что здесь вы чувствуете себя спокойно и в безопасности.

Однако аббат Филипп не был спокоен. Увидев на следующий день, что число бродяг, осаждавших замок, резко возросло, он нахмурился и мрачно хмыкнул. Воздух с громким звуком, напоминающим охотничий рожок, вылетал из его орлиного носа. Готовый к любым передрягам, аббат приготовил в замке все необходимое для обороны, однако совершенно забыл о продовольствии.

Бандиты всегда действовали ночью, дерзко нападали на выбранный дом или ферму и под утро исчезали. До сих пор они никогда не осмеливались нападать при свете солнца, поэтому аббат разумно рассудил, что, держа оборону ночью, днем он беспрепятственно сможет отправиться к своим арендаторам и пополнить запасы в кладовых.

Но что же будет, если оборванцы и днем не позволят обитателям замка покинуть его стены, чтобы запастись едой? Помимо самого хозяина и трех его племянниц, в Фарронвиле находились десять мужчин и пять женщин, следовательно, всего девятнадцать человек. К этому следует добавить свору из сорока сентонжских псов, крепких и обладающих превосходным аппетитом, и восемь лошадей. Надо сказать, кони аббата привыкли в любое время года получать овес и прочий причитающийся им фураж. Собак каждый день кормили серым хлебом и картофелем, а два раза в неделю — мясом, которое поставлял в замок местный живодер. Теперь же, если бродяги не пропустят в замок повозку живодера и крестьян с продуктами, животными, вероятно, придется пожертвовать. При этой мысли аббата Филиппа охватывала бешеная ярость, понятная каждому истинному охотнику, и он цедил сквозь зубы:

— Когда мои собаки начнут дохнуть с голоду, я, пожалуй, натравлю их на эту мразь, пусть хоть поедят напоследок.

Вопрос о пище для людей стоял еще острее. Муки в замке осталось меньше, чем полквинтала. Каждые два дня на одной из окрестных ферм пекли хлеб, и крестьяне на телегах доставляли его в замок. Птицы осталось только на три дня, а при очень экономном расходовании — на четыре, так как Любен, занимавшийся приготовлениями к приезду дам, устроил праздничный обед на широкую ногу. Впрочем, птица предназначалась для господ. Для слуг, вероятно, можно было найти пару окороков. Ну, а потом… Неужели придется самим молоть овес, печь серый хлеб, есть конину, как это бывает в осажденных городах?! Эти мысли вызывали у владельца Фарронвиля разлитие желчи, упорство же и дерзость оборванцев поражали его. Аббат не представлял, сколь серьезны намерения осаждавших и долго ли продержатся эти висельники, и решил наконец произвести разведку боем. Он позвал Любена, своего доверенного слугу, и спросил:

— Если я дам тебе самую лучшую лошадь, сумеешь ли ты прорваться сквозь кольцо осады, проскакав по головам этих каналий?

— Да, если господин шевалье прикажет, — ответил Любен.

— Это не приказ, друг мой. Я просто спрашиваю, считаешь ли ты это возможным.