Невилл Форбс - История Балкан [Болгария, Сербия, Греция, Румыния, Турция от становления государства до Первой мировой войны] [litres]

Во внутренней политике страна во все большей степени управлялась двором султана. Невозможность контролировать такую обширную территорию с недостаточными средствами сообщения привела к тому, что Абдул-Хамид II оставил судорожные попытки первых лет правления улучшить условия жизни своих подданных, и неконтролируемая и деморализованная национальным позором администрация все хуже и хуже выполняла свои обязанности. Министры были безответственны, у чиновников отсутствовало чувство общественного долга; повсюду множилось взяточничество; распространились доносительство и взаимная подозрительность; болезнь была запущена, потому прибегали к насильственным средствам лечения, таким как резня армян 1894 г. [179]; крестьянство, будь то мусульмане или христиане, но в первую очередь христиане вынуждались платить по всем счетам; гнет со стороны центральной власти и ее нераспорядительность вели к дальнейшему обнищанию населения. Подобные результаты деятельности «дворцового» правительства принесли совсем иные плоды, в отличие от тех, которые взращивал дворец Йылдыз [180]при Абдул-Хамиде П.

Наряду с отсутствием порядка во властных структурах центра и провинций участились случаи вмешательства в дела империи извне. Все видели, как быстро увеличивалось число иностранных концессий и что на иностранцев не распространялись местные законы и они обладали правом экстерриториальности, на что пошли власти. Целые провинции подлежали секвестру, управлялись независимо от султанского правительства и находились на грани отчуждения. За то время, что прошло после подписания Берлинского трактата (1878), османы потеряли контроль над Египтом, Тунисом, Восточной Румелией, Критом. Теперь и Македония, казалось, была готова следовать по пути этих стран и областей. Это было горькой пилюлей, как и все потери, подслащенной гарантией сюзеренитета. Но утрата Македонии грозила стать еще более горькой потерей. В этом случае Албания последовала бы по ее пути и из сферы влияния османов ушла бы северная часть Эгейского моря и побережья Адриатики, в то время как местное мусульманское население было бы оставлено на милость христиан.

Отчасти это было ошибкой османов, отчасти – следствием сложившейся независимо от них ситуации, ушедшей из-под их контроля, – то, что Македония стала камнем преткновения. Во времена османского величия Македонией пренебрегали в пользу провинций, лежавших севернее, которые были более богаты и через которые проходили пути в Центральную Европу. Когда же этой области правительство стало уделять большее внимание, она стала ареной борьбы недавно образовавшихся христианских наций, населявших территории к северу, востоку и югу от нее. Они использовали любое оружие, материальное и духовное, чтобы обеспечить себе преимущество в споре. Это вело к постоянным волнениям, для подавления которых османская администрация, вначале вяло пытавшаяся уйти от решения вопроса, теперь отправляла карательные экспедиции. Великие державы уже не только предложили предоставить автономию Македонии, но и взяли под контроль ее полицию и финансы. Это было последней каплей. Общественное мнение, медленно формировавшееся на протяжении 30 лет, привлекло на свою сторону армию, и посеянное Мидхатом-пашой было готово принести свои плоды.

По иронии судьбы Македония не только поставила спектакль, который подвиг армию на мятеж, но в условиях всеобщего беспорядка сделала возможным его подготовку. Именно благодаря местным ограничениям османского суверенитета основные зачинщики революции смогли подготовить ее в безопасных для себя условиях. Ирония была также и в том, что принятие двух прогрессивных мер из нескольких, поощряемых Абдул-Хамидом II, было обязано его бездействию. Если бы он не послал молодых офицеров учиться за границу, армия, единственный не разложившийся полностью общественный институт в Османской империи, не приняла бы участия в заговоре. Если бы он так и не начал строительство железных дорог после 1897 г., армия в Салониках не имела бы такого влияния на дела в Константинополе, как в 1908 г., а затем и в 1909 г. Как бы то ни было, султан по требованию из Ресны в Македонии восстановил действие конституции Мидхата-паши. Год спустя, в 1909 г., армейские подразделения из Салоник прибыли в Константинополь, чтобы защитить конституцию от реакционеров, поддерживаемых султаном, и низвергли его с престола, выслав туда, откуда он пришел [181].

Достаточно ясно, что причиной революции был скорее позорный упадок армии в империи, чем желание общественного прогресса. Программу под лозунгом «Свобода, равенство, братство», которую предложили ее авторы (находившиеся определенно в меньшинстве), Европа приняла, но вот простые массы ее не восприняли и не были движущей силой движения. Сутью этого общественного движения был воинствующий национализм. Империю нужно было возродить, но не путем ее гуманизации, а сознательной османизации. Осман, человек меча, был тот основополагающий тип, которому все другие, желавшие быть частью нации, должны были следовать. Те, кто не желал этого, должны были быть из нее исключены.

Революционный комитет в Салониках, названный комитетом «Единение и прогресс», первоначально контролировал ситуацию, но события 1910 г. все изменили. Аннексия Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины в 1908 г. и провозглашение в этом же году независимости Болгарии и принятие ее правителем-князем титула царя были ценой, которую заплатили революционеры за успех, в основном обеспеченный Германией. Официальный протест был заявлен для проформы, но когда неинформированное общественное мнение в империи выступило против христианства, комитет, чтобы успокоить реакционеров, был вынужден предоставить доказательства своих паносманских и промусульманских намерений, предприняв решительные меры против «райи». Греки империи, всегда находившиеся под подозрением, теперь вернулись к своему особому мнению и высказались за то, чтобы считать себя эллинами, а не османами. Да и среди мусульман империи не было единого мнения в отношении «всеобщего братства». Арабоговорящее население жаловалось на свое недостаточное представительство в муниципальных советах и государственных учреждениях, и оно не делало секрета из того, что арабы выступают против их ассимиляции османами, говорящими на турецком языке. Однако ко всем предложениям о местном самоуправлении и примирении различных сообществ в империи комитет «Единение и прогресс» был глух. Без единства не могло быть прогресса, а под союзом понималась ассимиляция всех сообществ империи османов.

В выборе цели и средств логика была на стороне комитета. В паносманизме, если бы только удалось воплотить его в жизнь, заключался единственный шанс восстановления независимости империи и обретения, хотя бы отчасти, прежней силы. С правлением военной олигархии, просуществуй она на протяжении нескольких поколений, была связана единственная надежда на реализацию паносмайской идеи и обучение сложившегося общества самоуправлению. Однако эту цель было невозможно достичь в условиях господства старого наследия Османской империи. Между различными группами общества было слишком много противоречий. Османские правители на протяжении веков проводили политику разделения, нисколько не стремясь объединить общество. Теперь же мусульмане и христиане уже имели свои представления о национальности. Несмотря на все свои недостатки, новый порядок основывался на более прочном фундаменте в сравнении со старым, отличался лучшей организацией и исполнительской дисциплиной. На первоначальной стадии своего существования он привлек к себе симпатии Европы, и западные державы рассматривали появление его первых представительных органов как знак серьезных намерений правительства и, как бы плохо оно ни работало вначале, были расположены всеми силами поддержать его.