Генри Хаггард - Земля теней

Да, он понял, что убивает женщину, любимую и желанную, а не того, кого она любила – но остановить пулю уже не мог, и она вонзилась в грудь его жены. Отшвырнув ружье, Рок перепрыгнул через стену и подбежал к Джоанне. Она лежала на спине, глаза ее были широко открыты, руки раскинуты – и он решил, что она мертва. С громким воплем отчаяния проклятый безумец отшатнулся – и кинулся прочь, не разбирая дороги.

Когда Генри расстался с Джоанной возле Монкс Лодж, его переполняли отчаяние, гнев и горькая обида, которые он собирался обрушить сначала на свекра, а затем и на свою семью, особенно – на мать. Его заманили в ловушку, обманули, а теперь было слишком поздно и невозможно все исправить. Действительно, обо всем этом не должна была узнать его жена. Джоанна не ошибалась в отношении Эммы – нельзя было допустить, чтобы она узнала обо всех этих беззакониях: о том, что имя, которое она носила, и муж, которого она любила, на самом деле должны были по праву принадлежать другой женщине. Бедная Эмма! По крайней мере, уж она-то была ни в чем не виновата, и он должен был защитить ее от последствий поступков остальных.

Однако мистер Левинджер, ее отец, был виновен во всем – и Генри не мог даже спокойно думать о нем. Болен он был, или здоров – Генри собирался излить на него весь свой гнев и в лицо назвать мошенником и лжецом! Однако мистеру Левинджеру не суждено было выслушать упреки своего зятя в этом мире. Когда Генри добрался до дома, ему сказали, что больной уснул весьма беспокойным сном, и его нельзя беспокоить. Сон это продолжался до девяти часов, и Генри ждал пробуждения свекра со всем терпением, на которое еще был способен. Затем наверху раздались крики, какой-то шум – и минутой позже служанка сообщила Генри, что мистер Левинджер тихо скончался во сне.

Потрясенный этим известием, Генри сразу пришел в себя. Отдав необходимые распоряжения, он отправился домой, чтобы сообщить Эмме о смерти ее отца. Последний поезд, на котором он собирался вернуться в Брэдмут, уже ушел, поэтому Генри отправился в Брэдмут в двуколке, все сообщил доктору Чайлдсу и отдал ему экипаж, а сам пошел в Рошем Холл пешком – произошло это на полчаса позже, чем он рассчитывал.

Возможно, он мог бы добраться и быстрее – но новость, которую он нес, была слишком тяжела, и вполне естественно, что Генри не хотел торопиться. Он был рад ночной тишине и возможности пройтись и еще раз обо всем подумать – ибо ему было о чем думать и о чем горевать. Хорошо, что старик умер и они не успели поговорить – пусть Генри и мечтал все ему высказать, но теперь все равно не было никакого смысла упрекать его во лжи и предательстве, результаты которых уже нельзя было исправить.

Бедная Джоанна! Ей пришлось так трудно – гораздо тяжелее, чем ему! Генри вдруг вспомнил, что сегодня ровно год с тех пор, как он впервые повстречал Джоанну у руин аббатства Рамборо. Кто мог знать тогда, сколько ей придется перенести за этот год, каковы будут страдания и потрясения, выпавшие на ее долю… Увы! Выхода для нее не было и теперь. Ее брак был ужасным, противоестественным – и все же это был законный брак, и Джоанна должна была исполнять свой долг, выполняя обязательства, от которых ее могла освободить только смерть ее мужа… или ее собственная. И все это она сделала лишь для того, чтобы защитить Генри… ах! Это было самым горьким во всей этой истории.

Вспышка пламени вырвалась из дула

Генри шел, снова и снова перебирая эти тоскливые мысли, когда внезапно со стороны Рамборо – до которого было с четверть мили или около того – донесся выстрел, а за ним короткий вскрик. Генри остановился и прислушался, пытаясь убедить себя, что это крик какой-нибудь птицы, подстреленной браконьером – однако сам не верил в это: сердце подсказало ему, что этот крик сорвался с губ человеческого существа, более того – с губ женщины. Прошло еще несколько секунд – и до него донеслись другие крики: короткие резкие вопли, столь ужасные, что он не мог понять, принадлежат ли они человеку или раненому зверю.

Генри бросился вперед, стремясь поскорее разгадать загадку этих ужасных звуков – а кошмарные вопли, между тем, все приближались и приближались. Внезапно Генри остановился, как вкопанный, потому что совсем рядом, шагах в пятнадцати от него, из-за гребня холма прямо на дороге показалась фигура человека, бегущего с необычайной быстротой. Он был без шляпы, длинные волосы, казалось, стояли дыбом у него на голове, глаза казались белыми от ужаса – и в них пылало безумие, а из раззявленного рта вырывались те самые отвратительные нечеловеческие вопли. В лунном свете эта фигура выглядела так жутко и нереально, что Генри отскочил в сторону, невольно вспомнив рассказы о гоблине, обитающем в развалинах Рамборо. Однако человек поравнялся с ним, повернул голову к Генри – и тот узнал в бегущем Сэмюэла Рока.

– Мертва! – закричал сумасшедший, заламывая руки. – Мертва! Мертва!

Он кинулся прочь, а Генри похолодел от ужаса. Джоанна рассталась с ним, собираясь ехать к мужу… что же произошло?! Выстрел, крик, эти ужасные вопли – все говорило об убийстве или самоубийстве… Нет, он не хотел в это верить! Генри побежал к аббатству. Через минуту его догнал и окликнул какой-то человек.

– Кто вы? – спросил Генри, задыхаясь. – Что здесь произошло?

– Меня звать Вилли Худ, и я тоже очень бы хотел знать, что здесь произошло, сэр Генри! Тем более что пять минут назад я был совершенно уверен, что вы шли прямиком к аббатству!

В лунном свете эта фигура выглядела жутко и нереально

– Вы меня видели? Чушь! Я иду из Брэдмута. Ты видел того человека, Рока?

– Да, мельком. Судя по его виду, он только что совершил убийство и окончательно свихнулся. Слушайте! Полчаса назад, еще до того как вы – ну, или, прошу прощения, кто-то, хромавший так же, как вы – пришли к аббатству, он уже был там с ружьем, а теперь у него никакого ружья нет.

– Послушай, парень! – сказал Генри, идя рядом с Вилли по дороге. – А ты-то что здесь делал, раз видел все эти вещи?

– Ну, сэр Генри, честно-то сказать – я пригнал своих осликов попастись на землях Рока, но когда увидел его с ружьем – спрятался от греха подальше в папоротнике, поскольку у нас с ним уже вышла сегодня утром дискуссия насчет того, что я, якобы, ворую у него траву на пастбище, и он поклялся, что ежели еще раз меня заловит, то пристрелит и меня, и моих осликов, поэтому я и залег в папоротники, и видел потом того, другого человека, а потом услыхал крик и выстрел.