Мария Кича - Стамбул. Перекресток эпох, религий и культур

В Восточной Римской империи сформировался идеал византийской женщины – скромной и благочестивой хранительницы семейного очага, которая воспитывает детей в страхе Божьем, читает душеспасительную литературу, а также безоговорочно подчиняется сперва отцу, а потом – супругу. Византийцы отделили мир мужчин от мира женщин, ибо полагали, что их смешение ведет к блуду, – даже императриц, в отличие от василевсов, короновали не в соборе Святой Софии, а во дворце. [94] Бракосочетанию предшествовала коронация – т. е. императрица получала власть не от царственного супруга, а непосредственно от Бога. Дома византийцев, подобно домам древних греков и римлян, состояли из двух частей – андрона (мужской) и гинекея (женской); позже мусульмане переняли этот опыт и разделили свои жилища на селямлик и гарем. В гинекеях женщины встречались с подругами, сплетничали и занимались рукоделием. Умение шить и ткать считалось необходимым для всех жительниц византийской столицы, включая знатных матрон. Гинекеи Константинополя славились шелком и парчой вплоть до X века.

Согласно городским хроникам, византийки проводили в гинекеях почти всю жизнь. Выход из покоев воспринимался как экстраординарный и предосудительный поступок. Описывая константинопольское землетрясение 1064 года, историк Михаил Атталиат упоминает женщин, забывших стыд и выбежавших на открытое место.

Отношение византийцев к интимной сфере отличалось религиозностью и лицемерием. Женщина считалась ответственной за греховное желание, которое возбуждала в мужчине. Монахиням надлежало носить бесформенную одежду, дабы лишний раз не привлекать внимание к порочному и потому отвергаемому телу. До XII века на берегах Босфора не существовало эротического искусства. Предметом выражения чувств являлось исключительно отношение аскета к Богу – что предполагало полный отказ от сексуальности.

На протяжении столетий константинопольцы рассказывали реальные и выдуманные истории о супругах, добровольно отказавшихся от любовных утех и умерщвлявших плоть. В их числе была Мелания Младшая (Римская) – христианская святая III–IV веков, олицетворявшая аскетический идеал византийской женщины. Внучка святой Мелании Старшей, она была подругой выдающихся богословов, Отцов Церкви – Аврелия Августина и Иеронима Стридонского. Пресвитер [95] Пресвитер – каноническое название второй степени священства в христианстве. Геронтий – ученик Мелании – восхваляет «решительное ее отречение от всего житейского, и жаркое, как пламя, о православной вере ревнование, и благотворение ее непревзойденное» – а также кротость, благоразумие и смиренномудрие своей наставницы. Мелания все время постилась, молилась и никогда не мылась. Она носила простую одежду и спала на земле на тонкой подстилке, которая кишела огромными червями.

Другой знаменитой подвижницей была диаконисса Олимпиада (368–408). Дочь сенатора и известная столичная красавица, она воспротивилась желанию василевса Феодосия I выдать ее замуж за императорского родственника. Олимпиада хранила невинность и дружила с двумя архиепископами Константинопольскими – Иоанном Златоустом и Григорием Богословом (последний адресовал девушке «Советы», исполненные отеческой заботы). «Не золото, перемешанное с драгоценными камнями, служит украшением женщинам, Олимпиада, – писал Григорий. – Добрые нравы – лучший цвет в женщине, которая имеет прочную, неизменяемую и достойную прославления красоту».

Отношения Олимпиады с Иоанном Златоустом вызывают споры теологов. По мнению некоторых, дружба архиепископа и диаконессы постепенно переросла в нечто большее – так, однажды во время службы в Святой Софии Иоанн внезапно воскликнул: «Погибаю, схожу с ума от любви!» Впрочем, средневековые авторы всеми силами старались убедить читателей, что между святыми не существовало ни платонической привязанности, ни тем более физической страсти. По свидетельствам современников, добродетельная Олимпиада даже не ходила в баню, ибо «сама себя стыдилась, не хотела зреть наготы своего тела, а когда нужно было вымыться, то она входила в одной рубашке в сосуд, наполненный теплой водой, и мылась в том сосуде, не снимая ее».

Подчиненное положение византиек не мешало им вести активную общественную жизнь – в частности, муж имел право развестись с женой, если она часто посещала театры. Представительницы прекрасного пола торговали на базарах Константинополя, работали в ткацких мастерских и выступали в цирке. Они прелюбодействовали и строили козни, подавали в суд на расточительных супругов, самостоятельно распоряжались приданым, занимались коммерцией и политикой, покровительствовали наукам и искусствам – а нередко и вершили судьбы государства. Константинополь не испытывал недостатка в образованных и предприимчивых женщинах – философах, писательницах, ростовщицах, меценатках. Изолированность женщин в исторических источниках отражает не истинную ситуацию, но идеальное представление о ней мужчин.

Особое внимание следует уделить статусу византийских императриц. Законодательство не содержало указаний относительно их происхождения, поэтому василевсы могли заключать браки даже с женщинами из низших сословий. Хрестоматийный пример – Феодора, супруга Юстиниана, бывшая актриса и блудница. Владелец культового стамбульского ресторана «Taşhan Arkat» на улице Фетхи-бея (ильче Фатих) утверждает, что в здании, где находится его заведение, в византийскую эпоху был бордель, в котором работала Феодора.

Несмотря на темное прошлое, жена Юстиниана стала одной из наиболее известных и выдающихся правительниц Восточной Римской империи: чего стоит хотя бы инспирированное ею подавление восстания «Ника» – крупнейшего в истории Константинополя. Анна Комнина сообщает, что Алексей I Комнин ничего не предпринимал без совета своей матери Анны Далассины – василевс посвящал ее в свои замыслы и привлекал к управлению государством.

По утверждению французского византиниста Альфреда Рамбо, царственные женщины Византии играли уникальную политическую роль – особенно по сравнению с другими государствами Средневековья. Их влияние не ограничивалось служанками и евнухами – и простиралось далеко за пределы дворцовых покоев. Истории императриц вобрали в себя все краски и оттенки бурной столичной жизни. В этом отношении примечательна судьба Зои Порфирородной – по словам Шарля Диля, она, несомненно, является одной из самых пикантных, какие только сохранились в византийских летописях.

Зоя была дочерью Константина VIII и племянницей Василия II Болгаробойцы. Она увлекалась изготовлением косметики, тщательно ухаживала за собой – и, по свидетельству Михаила Пселла, даже в преклонном возрасте «цвела юной красотой». Несмотря на богатое приданое и привлекательную внешность, личная жизнь принцессы не складывалась. Император Священной Римской империи Оттон III, с которым она была обручена, умер в 1002 году. Зоя, выехавшая в Италию для бракосочетания, вернулась в Константинополь. Константин VIII не спешил устраивать семейное счастье дочери, и новое предложение последовало лишь спустя четверть века. В 1027 году руки Зои попросил правитель Священной Римской империи Конрад II для своего 10-лет-него сына Генриха (будущего императора Генриха III Черного), но василевс ему отказал.