Мария Кича - Стамбул. Перекресток эпох, религий и культур

Призывная система была не единственным слабым звеном турецкой армии. Канадский историк Вирджиния Аксан пишет, что, несмотря на существенные изменения в логистике, стратегии и тактике, османы продолжали передвигаться по-старому – с огромными обозами и большим количеством людей. Османские военные лагеря конца XVIII века напоминали пчелиные ульи. Бывали случаи, когда крупные сановники без особой надобности сопровождали в походах султана или великого визиря, в то время как их подчиненные оставались в Стамбуле и были предоставлены сами себе. В армии ощущалась острая нехватка офицерского состава: нередко на офицерские должности назначали гражданских чиновников – лишь бы заполнить имеющуюся брешь.

Политика Мустафы III, избегавшего конфликтов, с одной стороны, была оправдана слабостью империи, но с другой – 10 лет мира означали полный крах системы рекрутского набора. Западная военная наука и техника стремительно развивались, вторая половина XVIII века была важным этапом формирования современных европейских армий. Порта его пропустила – и в результате катастрофически отставала от ведущих держав Европы.

Оттоманская империя стала заложницей ситуации: любой вариант ее поведения означал гибель. В 1768 году, объявив очередную войну России, османы были к ней абсолютно не готовы. Последующие два десятилетия кровопролитных битв свели на нет все результаты реформ и остановили и без того медленное экономическое возрождение Порты. С 1760 по 1800 год цены выросли втрое, и дефицит государственного бюджета стал нормой. Османская империя регулярно прибегала к принудительным займам от своих аянов [79] Аян – авторитетный мусульманин-землевладелец. и конфисковывала их имущество для финансирования боевых действий.

В таких условиях Порта менее всего нуждалась в неэффективном и плохо управляемом янычарском корпусе. На смену буйному оджаку должна была прийти профессиональная армия (низам-и джедид) – и у ее истоков стояли не экзальтированные бекташи, а маршал Франции, герой Наполеоновских войн Орас Франсуа Бастьен Себастьяни де Ла Порта.

Реформы Селима III сопоставимы с реформами Петра I. Оба монарха наполняли казну за счет увеличившихся налогов и конфискованного имущества непокорных феодалов, направляли молодых дворян на обучение в Европу, покровительствовали наукам и искусствам, обращались к западным специалистам. Разница лишь в том, что реформы Петра I имели место на рубеже XVII–XVIII веков. Османы опоздали с жизненно важными преобразованиями на 100 лет. В XVIII веке Порта потерпела ряд поражений от России, потеряла часть черноморского побережья и Бессарабию – что осложнило и без того непростую ситуацию на Балканах и спровоцировало восстания в Сербии и Валахии.

Авторитет Селима III неуклонно падал. Реформаторская деятельность и тесные контакты с европейцами отнюдь не прибавили падишаху популярности. Весной 1807 года шейх-уль-ислам, бывший ярым врагом прогрессивных изменений, издал фетву [80] Фетва – правовая позиция по некоему важному общественному, политическому или юридическому вопросу, выносимая авторитетным мусульманским богословом. против проводимой султаном модернизации – и 25 мая 1807 года в Стамбуле вспыхнуло восстание под руководством выходца из городских низов Кабакчи Мустафы. Янычары захватили столицу и отправили султана в кафес. Новым правителем провозгласили Мустафу IV.

Селим прожил в кафесе год, пока в июле 1808 года рущукский аян Алемдар Мустафа-паша Байрактар не собрал войско и не двинулся в Стамбул, дабы вернуть трон опальному монарху. В ночь на 28 июля мятежники при поддержке оджака начали штурм Топкапы. Испугавшись, падишах велел убить Селима и своего младшего брата, шехзаде Махмуда.

Селима III закололи кинжалом, но Махмуду удалось спрятаться – шехзаде нашелся после того, как повстанцы вместе с янычарами ворвались в Топкапы, и Байрактар арестовал Мустафу IV. «Львы ислама» заперли свергнутого монарха в кафесе и объявили Махмуда новым султаном. Однако уже в ноябре 1808 года оджак снова поднял мятеж, чтобы вернуть престол Мустафе. Во время городских беспорядков погиб Байрактар, произведенный Махмудом в великие визири, – аян сгорел в собственном доме, подожженном янычарами. Несмотря на царившие в Стамбуле ужас и панику, бунт не удался: Махмуд II приказал убить Мустафу и утопил восстание в крови, после чего инициировал многочисленные казни. Конец «львов ислама» был ближе, чем они думали.

Несмотря на систематическое участие в мятежах и беспорядках, янычары никогда не стремились к свержению рода Османов. Напротив – они с гордостью называли себя «рукой и крылом Османской династии». В казарме оджака в Топхане стоял султанский трон. «Львы ислама» всерьез полагали, что вершат судьбу государства – ведь падишахи были вынуждены исполнять их требования. Выплаты денежного вознаграждения, расправы над вельможами и устранение неугодных монархов развратили членов оджака. Янычары не понимали, что это не может продолжаться вечно – и вот, наконец, они привели к власти Махмуда II, тем самым подписав себе смертный приговор.

«Новые воины» упорно продвигались к собственной гибели. В 1807 году перед бунтом они получили фетву от шейх-уль-ислама на свержение Селима III. Трон занял Мустафа IV, с которым оджак и улемы заключили договор под названием «Свидетельство судьи» («Hüccet-i Şer’iyye»). В документе подтверждалось, что восстание правомерное и его участники не понесут наказания. Янычары и раньше получали аналогичные гарантии от султанов, которых возводили на престол, – но такие обещания носили устный характер.

Согласно договору, у янычар было «неотъемлемое право на участие в управлении государством и противостояние политике, неблагоприятной для них». Оджак вспомнил об этом летом 1808 года, когда новый султан, Махмуд II, казнил Мустафу IV. «Львы ислама» протестовали против такой жестокости по отношению к своему ставленнику. Они вопрошали: «Разве падишах не человек?» – и затем с гордостью говорили: «Всякий может быть падишахом, пока мы существуем». По сути, это заявление означало угрозу заменить Махмуда – на тот момент единственного мужчину в правящей семье – кем-то другим, и тем самым лишить власти династию Османов. «Новые воины» давали понять, что султан остается главой государства, пока правит в допустимых для них пределах. Неудивительно, что именно Махмуд II уничтожил янычар.

Осознавая слабость Османской империи, падишах решил продолжить реформы Селима III. Преобразования коснулись в первую очередь армии: Махмуд II возродил низам-и джедид и вооружил янычарский корпус огнестрельным оружием европейского образца. «Львы ислама» противились нововведениям, но Русско-турецкая война (1806–1812) и Греческая война за независимость (1821–1832) показали несостоятельность оджака на поле битвы.