Марк Лог - Король на войне [История о том, как Георг VI сплотил британцев в борьбе с нацизмом] [litres]

И все-таки Лог нашел в себе достаточно силы духа, чтобы написать Хардингу и пожелать ему всего самого лучшего. «Во вчерашних газетах я прочел о Вашей отставке с поста секретаря короля и очень удивился… Я даже не сразу понял, в чем дело, потому что давно привык видеть Вас и советоваться… Я буду скучать без Вас больше, чем умею выразить. Расставаясь, не могу не поблагодарить за необыкновенную учтивость и доброту ко мне, не раз проявленные за все эти годы. Мне больно даже подумать, что теперь я уже буду обращаться не к Вам. Очень надеюсь, что Ваше здоровье вскоре пойдет на поправку».

Примерно через неделю Хардинг ответил: «От всей души благодарю за Ваше чудесное письмо от 19 июля. Напряжение последних семи лет оказалось слишком сильным, и я просто не могу уже продолжать работу. Мы с Вами преодолели немало сложных препятствий, и мне очень не хотелось бы думать, что больше мы никогда не увидимся.

Надеюсь, что я восстановлюсь после нескольких месяцев полного отдыха, но в ближайшее время меня будет почти не видно и не слышно».

Логу пошел уже седьмой десяток, и здоровье тоже начинало беспокоить. Самочувствие становилось все хуже и хуже, и в конце концов у него обнаружилась язва желудка. В августе 1943 года он лег в больницу на операцию. Король, как всегда, отдыхал в то время в Балморале, и ему все время сообщали, как дела у Лога. 26 августа Мьевилль отправил Логу письмо, из которого понятно, с каким душевным участием к нему относились во дворце. Он писал:

Сегодня вечером я очень обрадовался, получив письмо от Вашей второй половины, которая сообщила мне радостную новость о том, что операция прошла удачно и выздоровление идет так хорошо, как только можно надеяться.

Это просто прекрасно, и, потратив неподотчетный шиллинг на телефонный звонок на север, я уверен, что его величество хочет как можно быстрее узнать новости и, скорее всего, будет очень рад услышать, что все хорошо! Ума не приложу, почему?

А кстати! Надеюсь, что за Вами ухаживает самая хорошенькая сестра больницы! Мне очень хотелось бы убедиться в этом лично, но я так связан по рукам и ногам, что не могу отлучиться ни на минуту. На все дела – я один. Вчера я отправился на юг, а Томми Ласеллз двинулся на север.

Его величество чувствовал себя на флоте превосходно. С военными моряками ему всегда очень легко и радостно. Он держится совершенно непринужденно. Ему хорошо знакомо морское дело, он говорит на одном языке с моряками, и должен сказать, что в большинстве своем это исключительно хорошие люди. Очень жизнерадостные и приятные. Такое окружение – лучшее тонизирующее средство…

Сообщите мне, пожалуйста, о своих делах и планах. Сюда все вернутся не раньше, чем в конце следующего месяца. Дней через десять и я поеду на север. Без меня там никак! Кто бы мог подумать!!! Приходите в себя и скорее поправляйтесь. Мы жаждем видеть Вас снова.

Но операция оказалась настолько серьезной, что Лог пролежал в больнице несколько недель. Однообразие было прервано 11 сентября: из дворца он получил шотландскую куропатку и ответил королю благодарственным письмом.

С субботней почтой я получил две грудки куропатки и очень признателен за этот королевский подарок. Миртл с сыном приходят в больницу в среду вечером, будут еще мой хирург и домашний врач, так что мы воздадим должное присланному.

Я поправляюсь медленно, но верно, и все, кто разбирается в этом деле, кажется, довольны. В качестве вознаграждения мне разрешили писать чернилами, и это первое мое письмо, написанное ими.

Огромное Вам спасибо за столь участливое ко мне отношение.

15 сентября Мьевилль написал из Балморала, чтобы обсудить планы поправки здоровья Лога:

По-моему, Вам пришлось несладко, но прекрасно, что Вы уже уверенно идете на поправку…

Перед тем как почти неделю назад я вернулся сюда на второй срок (черт бы его побрал!), Ваша добрая хозяйка позвонила мне, и я запустил в действие машину, которая доставит Вас на море. Если она вдруг затормозит, обратитесь к Томми Ласеллзу в Букингемский дворец. Мы планируем вернуться на юг в середине следующей недели, но пробудем в Лондоне только день-два, а потом на десять дней уедем в Норфолк, чтобы настрелять там как можно больше дикой птицы! Охота – это очень кровавая забава, и я от всей души радуюсь, что не имею к ней отношения! В общем, до середины следующего месяца в Лондон мы не вернемся.

Здесь все и всё в порядке, его величество в добром здравии, за исключением дней, когда погода портится и нельзя охотиться. Тогда он начинает ворчать, что Всевышний нарочно разверзает небеса и выпускает на волю хорошо всем известный шотландский туман, чтобы взбесить его лично. Я стараюсь напомнить, что он здесь не один и все остальные тоже бесятся, но он, кажется, смотрит на это совершенно иначе! <���…>

Всего Вам наилучшего, старина. Улыбайтесь и скорее возвращайтесь к нам. Все здесь скучают по Вас, а больше всех я.

В конце письма Мьевилль предупредил Лога, что его услуги скоро понадобятся, потому что королю предстоит важное выступление на очередном открытии парламента, которое намечалось «число на 17 ноября, не раньше».

Вскоре Лога выписали, и с помощью дворца для окончательного выздоровления отправили на морской курорт Уэстгейт-он-Си на побережье графства Кент. К осени он окончательно встал на ноги. «Очень рад сообщить, что я практически здоров, – писал он королю 23 октября. – С нетерпением жду встречи по Вашем возвращении. Эти три месяца тянулись очень долго. Язва у меня случилась впервые в жизни, и я обошелся с ней не слишком любезно, но благодарю Господа Бога, что все прошло просто замечательно».

Своеобразным лекарством для Лога стали изъявления признательности, которые продолжали приходить от пациентов; некоторые письма до сих пор хранятся в его архиве. Пятидесятитрехлетний чиновник из Уимблдона К. Б. Арчер в ноябре 1943 года [151] Архив Лайонела Лога. 30 ноября 1943 г. благодарил за полное избавление от заикания, которое мучило его с восьми лет: Лог научил его дышать животом. «Чуть больше полугода назад, в счастливый день своей жизни, я первый раз пришел к Вам, – писал Арчер. – Думаю, только заика может в полной мере оценить, насколько изменился теперь для меня мир. С души как будто свалился тяжелый груз». На пяти написанных от руки страницах автор подробно рассказал о том, как дефект речи омрачал его профессиональную и личную жизнь.

«На государственной службе заикание мне ужасно мешало, – писал Арчер. – Не будь его, теперь я дослужился бы, наверное, до помощника секретаря. Все повышения по службе происходят после собеседования в комиссии, и можете себе представить, какое я представлял жалкое зрелище». Он поклялся после ухода с государственной службы «вступить в политическую партию, завоевать симпатии всей страны и избраться в парламент. Оказалось, я превосходный оратор! Мне задают вопросы, меня перебивают, но это нисколько не пугает, а, наоборот, радует. Вы должны прийти послушать, как я в первый раз буду выступать в палате общин. Вы не будете возражать, если это произойдет со скамей лейбористов? Я полагаю, что Лейбористская партия даст мне больше свободы для публичных выступлений».