Георг Эберс - Сестры

При последних словах отшельника Клеа опустила в землю свой мрачный взор. Потом она заговорила глухим и дрожащим голосом, точно читала себе приговор:

— Я буду просить помощи у римлянина, но как мне к нему попасть?

— Вот и опять я узнал Клеа, достойную дочь своего отца, — с чувством проговорил Серапион, взяв ее за обе руки, и прибавил: — В этом я могу тебе немного помочь. Ты знаешь моего брата Главка, начальника дворцовой стражи. Я напишу ему о тебе несколько дружеских слов и, чтобы облегчить твою задачу, присоединю еще маленькое письмо к Публию Сципиону, где все главное будет изложено. Если Корнелий захочет говорить с тобой, иди к нему и доверься ему, но еще больше доверяй себе. Пока уходи, а когда в последний раз принесешь воды на жертвенник, возвращайся сюда и возьми оба послания. Чем раньше ты сможешь выйти, тем лучше, чтобы пройти дорогу через пустыню до наступления ночи. Там всегда достаточно бродяг. Мою сестру Левкиппу ты отыщешь в гавани, в таможенном доме. Покажи ей это кольцо и ты найдешь у нее приют для себя и, если тебе помогут небожители, также для Ирены.

— Благодарю тебя, отец, — просто сказала Клеа и удалилась быстрыми шагами.

Серапион с любовью посмотрел ей вслед, потом взял две деревянные дощечки, облитые воском, и металлической острой палочкой начертил коротенькое письмо своему брату и более длинное — римлянину. В письме говорилось следующее:

«Серапион, отшельник Сераписа, Публию Корнелию Сципиону Назике, римлянину.

Серапион шлет привет Публию Сципиону и сообщает ему, что Ирена, младшая сестра носительницы кружек Клеа, исчезла из храма, увлеченная, как подозревает Серапион, вероломством известного эпистолографа Эвлеуса, действовавшего, по-видимому, по приказу царя Птолемея Эвергета. Постарайся узнать, где находится Ирена. Спаси ее, если можешь, от соблазнителей и приведи обратно в храм или помести в Мемфисе у моей сестры Левкиппы, супруги начальника гавани Гиппарха, живущего в таможенном доме. Да защитит тебя и твое дело Серапис!»

Когда Клеа пришла к отшельнику, оба письма были окончены.

Девушка спрятала их на груди в складках одежды, серьезно и сдержанно простилась со своим другом, а Серапион с влажными глазами гладил ее по голове, благословил и надел ей на шею спасительный амулет, который носила его мать. Амулет этот представлял собою глаз черного хрусталя с молитвенной надписью.

Не медля, Клеа пошла к воротам храма, запертым по приказанию верховного жреца.

Сторож, отец больного Фило, сидел на каменной скамье у ворот.

Клеа дружески попросила открыть ей ворота, но озабоченный привратник не соглашался исполнить ее просьбу, ссылаясь на строгий приказ Асклепиодора, и сообщил ей, что три часа тому назад знатный римлянин хотел проникнуть в храм, но не был впущен по настоятельному приказанию верховного жреца. Римлянин спрашивал также о ней и обещался завтра прийти опять.

Кровь бросилась в голову Клеа при этом известии.

Значит, Публий так же думал о ней, как она о нем? Может быть, Серапион верно угадал?

«Стрела Эроса» — эти слова отшельника опять всплыли в памяти и наполнили все ее существо в одно и то же время страхом и блаженством, но только на одно мгновение, потом вновь охватило ее недовольство своей слабостью, и она со страхом упрекала себя, что сама идет отыскивать дерзкого юношу.

Снова ею овладел ужас, и если бы теперь она вернулась, то даже ее внутреннее сознание не могло бы обвинять ее, потому что ворота храма были закрыты и ни для кого невозможно было их открыть.

На одну минуту возможность вернуться соблазнила ее, однако мысль об Ирене снова утвердила ее решение, и, приблизившись к привратнику, девушка решительно сказала:

— Открой мне ворота без колебаний; ты знаешь, я не делаю и не требую ничего предосудительного. Прошу тебя, отодвинь засов.

Человек, которому Клеа оказала столько добра, еще сегодня слышавший от великого врача Имхотепа, что эта девушка была добрым гением его дома, нерешительно и неохотно исполнил ее требование.

Тяжелый засов отодвинулся, бронзовая дверь открылась, девушка вышла на улицу, набросила темное покрывало на голову и отправилась в путь.

От греческого храма Сераписа пролегала мощеная улица, украшенная по обеим сторонам сфинксами. Она вела к выдолбленным в скалах склепам Аписа [83]и к храмовым постройкам и святилищам. В последних чтили умершего быка Аписа, которому при жизни воздавались божеские почести в Мемфисе, в храме бога Пта. В этом храме помещался Апис при жизни. После смерти ему устраивались роскошные похороны, его чтили как восставшего Пта и как изображение души Осириса. Осирис же служил эмблемой вечно обновляющей силы, через которую все умершее и исчезнувшее — человек, растение, небесные тела — возрождается к новой жизни.

Наряду с Сераписом почитался Осирис-Сокар [84], бог превращений, то есть таких существований, которые исчезали на время до нового воплощения в других сущностях и в другом обличье. Уже в древние времена египетские жрецы воздвигали храмы над могилами священных быков. Но также и греческие жрецы Сераписа, переселившиеся в Мемфис, охотно, по примеру правителей, приносили жертву Осирису-Апису, который не только по имени, но и по своему внутреннему значению был близок к Серапису. Почитание этого бога вывезли из Азии в Нильскую долину Птолемеи. Цель их была — дать своим эллинским и египетским подданным одного бога, на алтарях которого сливались бы их общие молитвы.

Перед святилищем в греческом стиле, расположенном недалеко от египетского храма с каменными изваяниями быков, совершалось служение Апису, преобразившемуся в Осириса.

Греческий храм Сераписа, в котором служили носительницы кружек, был связан с египетским храмом Осириса-Аписа красивой улицей процессий. По этой дороге и шла Клеа.

В Мемфис вела еще другая, более короткая дорога. Но Клеа выбрала эту потому, что высокие песчаные холмы по сторонам улицы скрывали девушку от глаз обитателей храма.

Лучшая и безопаснейшая дорога в город шла от полукруга, украшенного бюстами философов, вблизи главного входа в новые могилы Аписа. Клеа шла, не глядя ни на львиные туловища с человеческими головами, ни на изображения животных на стенах, ни на темнокожих невольников храма, сметавших с плитняка песок пустыни. Клеа быстро проходила мимо них, опустив глаза, вся поглощенная мыслью об Ирене. Но через несколько шагов ее окликнули по имени. Испуганно подняв глаза, Клеа увидела перед собой маленького кузнеца Кратеса. Раньше чем она могла помешать, Кратес остановил ее, поднял покрывало и спросил:

— Куда, девушка?

— Не задерживай меня, — попросила Клеа. — Ты знаешь, что Ирену похитили. Ведь ты сам ее любишь. Может быть, я спасу ее, но если ты меня выдашь и за мной будет погоня…