Огаст Крей - Первый крестовый поход. Сражения и осады, правители, паломники и вилланы, святые места в свидетельствах очевидцев и участников

Таким человеком был Боэмунд. Никогда мне не доводилось видеть человека столь бесчестного. Во всем, в своих словах и делах, он никогда не следовал правым путем. Ибо для того, кто отошел от золотой середины, не имеет значения, до каких крайностей он может дойти, потому что он навсегда останется далек от добродетели.

Затем император призвал к себе Боэмунда и предложил принести обычную у латинян клятву. Боэмунд понимал свое положение, знал, что не происходит от знатных предков и не имеет ни денег, ни, вследствие этого, большого войска; под его началом было всего лишь небольшое число кельтов. Кроме того, Боэмунд был лжив по природе. И поэтому, принимая во внимание все вышесказанное, он с большой готовностью подчинился воле императора.

Тогда император выделил одну комнату во дворце, полную драгоценных предметов; весь пол был устлан разного рода ценностями, одеждами, золотыми и серебряными монетами, а также менее ценными вещами, и из-за их множества невозможно было сделать и шагу. Император приказал раскрыть двери комнаты внезапно, чтобы все это показать Боэмунду. И тот, пораженный зрелищем, воскликнул: «Если бы у меня было столько богатств, я давно стал бы властелином многих стран!»

В ответ на это приставленный к комнате слуга ответил: «Все это пожаловал тебе сегодня император».

Боэмунд принял богатства с огромной радостью и, поблагодарив, отправился отдыхать в отведенные ему покои. Но когда ему принесли дары, он переменил свое мнение и, так глубоко восхищавшийся ими совсем недавно, теперь произнес: «Никогда я не ожидал такой обиды от императора. Возьмите это все и отнесите тому, кто вас послал».

Император же, зная непостоянный нрав латинян, ответил ему поговоркой: «Пусть злоба его обратится против него же». И вот Боэмунд, узнав об ответе императора и увидев слуг, потребовавших назад ценности, неожиданно весело взглянул на слуг и, подобно полипу, преобразился в одно мгновение. Этот человек, негодяй по сути, был очень находчив в любых обстоятельствах, а подлостью и бесстрашием настолько превосходил прошедших через нашу страну латинян, насколько уступал им в количестве войска и денег. Но, выделяясь среди латинян необычайной ловкостью, он обладал общим им всем природным качеством – непостоянством. Те самые богатства, от которых отказался, теперь принял с большой радостью. Когда этот человек, имевший злые мысли, покинул свою страну (под предлогом, конечно, поклонения Гробу Господню, но на самом деле для овладения новыми землями), он сильно нуждался в деньгах, а намеревался захватить саму Ромейскую державу. В этом он следовал заветам родного отца, пустив в ход все возможные средства. Император, зная злобу и недоброжелательство Боэмунда, искусно старался устранить все, что могло способствовать его тайным замыслам. Император боялся, что, обретя власть и подчинив себе всех латинских графов, он в будущем сможет легко склонять их ко всему, что задумает. Однако, не желая дать понять Боэмунду, что его замыслы уже раскрыты, продолжал тешить его добрыми надеждами, говоря: «Еще не время, своей энергией и верностью себе ты достигнешь и этого».

Император, раздав графам щедрые обещания и наделив их всевозможными дарами, на другой день воссел на императорский трон. Позвав к себе Боэмунда и всех других графов, он рассказал им о том, что их ждет в пути. Он сообщил о способах ведения боя, какими обычно пользуются турки, научил, как нужно выстраивать в боевой порядок войско и как устраивать засады, а также остерег их далеко преследовать турок, якобы ударившихся в бегство. Смягчив дарами и речами дикий нрав латинян, дав им полезные советы, император побудил их к переправе через море…

Раймунд Ажильский

События, до последнего времени развивавшиеся благоприятно и безоблачно для автора, внезапно наполнились небывалой горечью и печалью. И меня огорчает теперь, что именно мною было положено начало делу, которое я поклялся завершить. О каком на самом деле самом важном и первом по значимости случае я должен упомянуть? О явной лживости уверений императора? О позорном бегстве и отчаянном положении нашего войска? Или мне следует воздвигнуть памятник вечной скорби с перечислением имен павших великих вождей? Пусть тот, кто желает узнать о случившемся, узнает об этом от других, но не от меня. Я полагаю, что это достопамятное событие заслуживает того, чтобы о нем помнили. Когда наши люди задумали оставить лагерь и уже были готовы обратиться в бегство, покинув своих соратников и побросав все свое имущество, они были остановлены спасительным подвигом покаяния и поста. Так что теперь они могли испытывать только стыд при воспоминании о своем прежнем поведении, продиктованном отчаянием. Вот все, что следует сказать об этом.

Когда император с почетом принял графа, то потребовал от него принести присягу в верности, что уже сделали другие князья. Граф ответил, что он прибыл сюда не для того, чтобы найти себе нового господина, но служить Тому, ради кого он оставил собственную страну и свои земли. Тем не менее, если император отправится в Иерусалим вместе со всем своим войском, он предоставит в его распоряжение самого себя и своих людей и все свое состояние. Но император объяснил свое нежелание участвовать в походе тем, что опасается, как бы германцы, венгры, куманы и другие дикие народы не опустошили его империю, пока он принимает участие в походе с пилигримами. Тем временем граф, услышав о бегстве и гибели своих людей, подумал, что его предали, и обвинил в этом императора. Но Алексей сказал, что не знал о том, что латиняне разграбили его царство, и что при этом пострадало много его людей, и что графу не на что жаловаться, кроме как на свое войско, которое, занимаясь привычным грабежом деревень и городов, увидев войско императора, было принуждено бежать.

Тем временем наше войско подошло к Константинополю. Епископ, который был оставлен нами больным в Диррахии, присоединился к нам со своим братом. Алексей снова и снова требовал принесения присяги и обещал, что граф получит многое, если поступит так, как и другие князья. Граф, однако, постоянно размышлял над тем, чем он может воздать за гибель своих людей; и он, и те, кто его сопровождал, постоянно уклонялись от предложений императора, считая это для себя большим бесчестьем. Но герцог Лотарингский, граф Фландрский и другие князья были против подобных действий; они говорили, что было бы крайне глупо бороться с христианами, когда имелась турецкая угроза. Боэмунд, со своей стороны, обещал помочь императору, если граф выступит против него, или же в случае согласия графа на присягу. Граф провел совет со своими людьми и поклялся Алексею жизнью и честью, что ни он, ни кто другой не будет посягать на него. Клятву в верности он принести отказался, заявив, что не сделает этого, даже если его жизни будет угрожать опасность, хотя он и получил дары от императора.