Андрей Домановский - Загадки истории. Крымское ханство [litres]

Важно отметить, что даже заключение официального мира между Крымским ханством и кем-либо из его соседей не гарантировало безопасности населению этой страны. Жажда добычи толкала крымцев на все новые и новые походы, и татарские беи и мурзы нападали на «украйны» независимо от того, в каких отношениях находился их правитель с польским королем или московским царем. Так, например, в 1517 г. сын крымского хана Бегидыр Герай свое нападение на украинские земли оправдывал тем, что великий литовский князь прислал ему мало поминок. А в середине XVI в. волынские воеводы не зря жаловались на то, что «редко с коня слезают», защищая свои земли, независимо от того, есть или нет сейчас перемирие с татарами.

Хан, в случае жалоб на такие набеги во время официально заключенного мира, обычно отговаривался тем, что ему сложно удержать молодых горячих татарских воинов от набегов. Справедливости ради следует заметить, что московскому царю и польскому королю также приходилось оправдываться перед ханом и турецким султаном за набеги донских и днепровских казаков, точно так же предпринимавшиеся ими во время официального межгосударственного мира. Благодаря этому у крымского правителя всегда была возможность пенять соседям, что они-де так же, как и он сам, не могут удержать номинально подвластное им население от грабежей. Наконец, не стоит забывать, что захват пленных из числа немусульман считался настоящей доблестью, подвигом на «священной войне» с гяурами.

Экономика Крымского ханства во многом основывалась на работорговле. Пожалуй, лучше всего о том, что было у татар основным экспортным товаром и с какой целью они поставляли его на внешний рынок – для получения необходимого им импорта, – сказал Михалон Литвин: «Хотя перекопцы кроме многочисленных стад держат при себе и захваченных в плен рабов, но последних у них гораздо больше, чем стад, и потому они снабжают ими и другие страны; к ним приходят многочисленные корабли с того берега Черного моря, из Азии, привозят им оружие, одежды и лошадей и возвращаются, нагруженные рабами».

Еще до образования Крымского ханства рабами становились не только пленные, захваченные монголами в войнах, но и дети неимущих слоев золотоордынского населения, продававшиеся родителями в критических ситуациях. По законам ислама рабовладение осуждалось, однако с одним важнейшим исключением – в рабство можно было обращать пленных, захваченных во время военных походов. Это правовое положение вполне устраивало татар, которые получали рабов как раз путем военных набегов на земли оседлых народов Руси, входившей в то время преимущественно в состав литовско-польского и московского государств. Первые набеги крымских татар за ясырем на украинские земли зафиксированы уже в 1470-е гг., и с тех пор вплоть до конца XVII в. крымские татары чуть ли не ежегодно отправлялись на север за живой добычей, грабя и опустошая окраинные земледельческие поселения. Даже в XVIII в., по свидетельству де Пейсонеля, «торговля рабами была очень значительной».

Османская империя крайне нуждалась в рабах для своей армии, флота и гаремов, и неудивительно, что именно Крымское ханство стало вскоре главным поставщиком этого высоколиквидного товара. Современные исследователи отмечают, что до прихода осман, к 1470-м гг., татары Крыма, казалось бы, уже успели установить относительное status quo на своих северных границах и постепенно переходили к оседлому образу жизни, заниматься сельским хозяйством. Появление же и утверждение на Черном море османов, крайне нуждавшихся в рабах, способствовало активизации татарского невольничьего промысла, сулившего им несоизмеримо большие выгоды при существенно меньших трудозатратах и относительно приемлемых рисках, чем земледелие, ремесло или даже дальняя караванная торговля драгоценными товарами.

Судя по цене ежегодных откупов от налогообложения продажи невольников в Каффе за 1577–1581 гг. и максимальных ввозных пошлин за каждого человека, количество рабов, продававшихся лишь в одном этом главнейшем османском городе Крыма, каждый год составляло от 12 до 17,5 тысячи человек. Это лишь крайне приблизительные подсчеты, однако и они позволяют с уверенностью заявлять, что рабов во времена Крымского ханства продавалось в 3–4 раза больше, чем в генуэзское время, когда число проданных невольников колебалось в пределах 2–4 тысяч человек. И это не учитывая тех ясырей, которых могли продавать через другие города, прежде всего Гёзлев, а также полоняников, остававшихся в пределах Крымского ханства. Не учитывают они и старую, как мировая цивилизация, контрабанду. Последняя была возможной за счет продажи рабов на материковой части татарского государства на стихийных базарах. Один из них находился у сборного пункта в начале Муравского пути и даже дал название холму, на котором собирался, – Кара-Сук, то есть «базар на земле», или «черный/большой/главный базар». Вероятно, речь идет о Бельмак-могиле в Запорожской области. Как видим, теневая экономика была на территории Украины практически всегда.

Доминиканец Дортелли писал в 1634 г., что татары выступали в свои походы дважды в год, «приблизительно до 100 тысяч человек, направляясь либо в Польшу, либо в Московию, либо в Черкессию… Идя на войну… каждый всадник берет с собой по крайне мере двух коней, одного ведет на поводу для поклажи и пленных, на другом едет сам». Кроме того, практически все источники свидетельствуют, что татары брали с собой крепкие ремни или веревки, предназначенные для того, чтобы вязать пленников. Бывший свидетелем выступления татар в поход Михалон Литвин сделал в своем описании специальный акцент на этом обстоятельстве: «Едва десятый из них или двадцатый вооружен был колчаном или дротиком; панцирем же – того меньше; иные, правда, имели костяные или деревянные палки, а некоторые были перепоясаны пустыми ножнами без мечей… Зато никто из них не отправляется без запаса свежих ремней, особенно, когда предпринимают набег на наши земли, потому что тогда они более заботятся о ремнях, чтобы вязать нас, нежели об оружии, чтобы защищать себя».

Французский посланник в Крыму барон де Тотт, бывший непосредственным участником последнего набега татар на Подолию в 1769 г., оставил такое яркое описание угона невольников: «Пять или шесть рабов разного возраста, штук 60 баранов и с 20 волов – обычная добыча одного человека, – его мало стесняет. Головки детей выглядывают из мешка, привешенного к луке седла; молодая девушка сидит впереди, поддерживаемая левой рукой всадника, мать – на крупе лошади, отец – на одной из запасных лошадей, сын – на другой; овцы и коровы – впереди, и все это движется и не разбегается под бдительным взором пастыря. Ему ничего не стоит собрать все стадо, направить его, заботиться об его продовольствии, самому идти пешком, чтобы облегчить своих рабов, и эта картина была бы поистине занятной, если б жадность и самая жестокая несправедливость не составляли ее содержания».