Сергей Нечаев - Наполеон. Заговоры и покушения

Пишегрю был красив, но тип его красоты нельзя было назвать симпатичным. Тонкие черты его лица были идеально правильны; все дело портил рот, контрастировавший с благородством черт верхней части лица. Это было умное и очень подвижное лицо, на котором выражение каменной решительности порой сменялось полным бессилием и неуверенностью.

– Откуда вы прибыли в Париж? – продолжал Реаль.

– Какая разница!

– С кем вы приехали?

– С самим собой.

– Знаете ли вы генерала Моро?

– Все знают, что раньше он служил под моим начальством.

– Виделись ли вы с ним после вашего приезда в Париж?

– Мы – военные. К тому же враги. В подобных условиях люди видятся друг с другом только со шпагами в руках.

– Знаете ли вы, кто я?

– Кажется, знаю.

– Я всегда отдавал должное вашим военным талантам.

– Рад за вас. Вы закончили?

– Вам сейчас перевяжут раны.

– Не нужно, ведь вы все равно меня расстреляете. Оставьте меня в покое.

По свидетельству личного секретаря Наполеона Бурьенна, Пишегрю отказался подписывать какие-либо бумаги. В своих «Мемуарах…» Бурьенн потом написал:

«Он сказал, что в этом нет необходимости, что он знает все средства, все махинации полиции и боится, что все уничтожат при помощи химических реактивов, а оставят лишь его подпись, а потом допишут все, что необходимо».

После этого генерал не ответил ни на один из вопросов, решив принять вид человека, настолько погруженного в мысли о своем бедственном положении, чтобы не замечать ничего вокруг себя. Его отправили в тюрьму Тампль, откуда живым ему уже не суждено было выйти.

В тюрьме допросы следовали один за другим, но Пишегрю решительно отказывался что-либо сообщить полиции. Стендаль в книге «Жизнь Наполеона» рассказывает:

«Говорят, будто Пишегрю был подвергнут пытке, будто ружейными курками ему сдавливали большие пальцы обеих рук».

Все было бесполезно. Тот же Стендаль констатирует:

«Надо сказать, что расчет посредством пытки добиться важных признаний не оправдывается, когда дело идет о людях такого закала, как Пишегрю».

В это время к генералу Моро постоянно обращались от имени Наполеона, обещая прощение и свободу, если он признается в том, что виделся с Пишегрю и Кадудалем. Моро молчал.

Тогда Савари прислал к нему префекта полиции Этьена Пакье, который явно не мог раздражать узника ни прежним якобинством, ни теперешним роялизмом.

– Наши отцы были адвокатами, – начал Пакье, – и оба они кончили жизнь на эшафоте. Причем неизвестно за что. Ведь так, Моро?

– Мой отец осмелился защищать в суде бедного крестьянина, засеявшего свое поле картофелем, – ответил ему Моро. – Тогда у меня был очень тяжкий период жизни, и Пишегрю был уверен, что я последую за ним в эмигрантскую армию принца Конде.

– Почему вы сразу не донесли о его измене?

– А черт его знает! – честно сказал Моро. – Я ведь думал, что бумаги о нем мне нарочно подкинули в карете, брошенной на дороге. У Пишегрю всегда было много завистников, и мне казалось, что враги решили его погубить…

– Я очень сочувствую вам, Моро. Предупреждаю, Бонапарт будет настаивать на смертном приговоре, чтобы затем помиловать вас и этим вердиктом поднять свой авторитет в народе. Но возможно и другое: добившись от судей смертного приговора для вас, он может утвердить его…

4 марта 1804 года были арестованы адъютант графа д'Артуа Шарль-Франсуа де Риффардо (он же маркиз де Ривьер) и граф Жюль де Полиньяк. Вот как это произошло.

Преследуемый полицией, маркиз де Ривьер решил найти убежище у своего друга графа де Лаборда, но, выйдя на Итальянский бульвар, увидел афишу префекта полиции, в которой говорилось об ответственности за укрывательство государственных преступников и английских шпионов. Решив, что не имеет права рисковать жизнями других людей, он стал метаться по городу, пока случайно не повстречал своего бывшего слугу Ля Брюйера, который сам предложил ему ночлег. У Ля Брюйера де Ривьер успешно скрывался 18 дней. Все испортил юный Жюль де Полиньяк, с которым маркиз поддерживал связь посредством записок, передаваемых через посыльного. Узнав, что его старший брат Арман арестован, он лично прибежал к де Ривьеру, чтобы поделиться с ним своим горем.

– Вас никто не видел, когда вы входили сюда? – озабоченно спросил его маркиз.

– Никто, даже консьержка. Я был очень осторожен.

– Вы уверены в этом, мой юный друг?

– Абсолютно, – уверил его де Полиньяк.

– Тогда можете считать, что вы спасены. Эта квартира – надежное место.

Все бы хорошо, но через пару дней Жюль де Полиньяк решил выйти на улицу для встречи, которую он называл очень важной и которую никак нельзя было отменить. Речь явно шла о женщине, но юноша не желал признаваться в этом. Протесты де Ривьера не помогли, а на улице граф был узнан одним из полицейских агентов, у которого хватило сообразительности не хватать юношу сразу, а проследить за ним с целью выявления сообщников.

На следующее утро маркиз де Ривьер и Жюль де Полиньяк были арестованы, не успев толком проснуться. Когда комиссар полиции спросил хозяина квартиры Ля Брюйера, знает ли он о том, что ждет укрывателей, тот гордо ответил:

– Маркиз де Ривьер для меня не преступник и не шпион. Он мне даже не бывший хозяин, ибо никогда не обращался со мной, как со слугой. Это мой друг, и, если бы случай предоставить ему кров еще раз представился, я бы сделал то же самое.

Все трое тут же были отправлены на допрос к государственному советнику Реалю.

– Месье, вы не узнаете от меня ничего, – заявил маркиз де Ривьер, – если не дадите мне обещания, что не причините зла человеку, который приютил меня у себя. Клянусь, он ничего не знал о причинах моего пребывания в Париже.

Реаль пообещал отпустить Ля Брюйера. После допроса маркиз де Ривьер, увидев в коридоре своего бывшего слугу, обнял его и сказал:

– Прощайте, друг мой. Вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся. Но вам нечего бояться, и я спокоен.

Маркиз де Ривьер и Жюль де Полиньяк были заключены в тюрьму Тампль. Там уже находились почти все остальные заговорщики. Полиции оставалось сделать самое главное – арестовать их предводителя Жоржа Кадудаля.

В четверг 9 марта 1804 года в шесть часов вечера офицер полиции Каниолль получил из префектуры приказ организовать слежку за кабриолетом под номером 53. Каниолль быстро нашел этот кабриолет в районе площади Мобер и стал наблюдать за ним. Вскоре он увидел еще трех своих коллег, получивших аналогичные инструкции.

Через какое-то время появились четыре человека, среди которых Каниолль узнал массивную фигуру Жоржа Кадудаля. Двое пошли по улице дальше, а Кадудаль остался со своим самым молодым сообщником. Это был Луи Леридан, он квартировал в тупике Кордери у некоего Гужона, который и нанял для него названный выше кабриолет. Потом Кадудаль и Леридан направились к кабриолету, кучер которого с готовностью начал зажигать габаритные фонари. Каниолль резко двинулся к ним, без сомнения, чтобы лучше разглядеть лица.