Сергей Нечаев - Наполеон. Заговоры и покушения

«Будучи с миссией в департаментах, вынужденный пользоваться языком времени и подчиняться силе обстоятельств, я увидел себя принужденным применить закон против "подозрительных". Этот закон декретировал массовые аресты священников и аристократов. <���…> Закон декретировал суровые наказания <���…> столь же безнравственные, сколь и варварские».

Весьма точное определение, хотя и запоздалое.

Вернувшись в Париж, Фуше почувствовал, что конец его бывшего друга Робеспьера близок, и примкнул к его оппозиции. На вызовы в Якобинский клуб он не являлся, но зато близко сошелся с набиравшим вес Полем Баррасом, который начал оказывать Фуше покровительство. После падения Робеспьера и его сторонников Фуше временно стал послом в Цизальпинской, а потом в Батавской Республике. Но тут в Париже неожиданно открылась вакансия министра полиции. Влиятельный член Директории Поль Баррас предложил на этот пост «своего человека». Этим человеком был Жозеф Фуше.

Произошло это потому, что Баррас уже тогда имел нешуточные политические амбиции, но он не доверял своим коллегам, и ему был нужен личный сыщик, подпольный доносчик и осведомитель, не принадлежавший к официальной полиции. Что-то вроде частного детектива. Для этой роли прекрасно подходил Фуше. Он тут же начал слушать и подслушивать, проникать по черным лестницам в дома, ревностно выспрашивать у всех знакомых новейшие сплетни и тайно передавать их Баррасу. И чем честолюбивее становится Баррас, чем он все более жадно строил планы государственного переворота, тем все более нуждался в таком человеке, как Фуше.

На обсуждении его кандидатуры министр иностранных дел Шарль-Морис де Талейран сказал: «В то время, когда якобинцы столь дерзки, никто, кроме якобинца, не сможет их одолеть. Лучшего человека, чем Фуше, для того чтобы унять якобинцев, нет». И 20 июля 1799 года Фуше был назначен министром полиции.

Жозеф Фуше – министр! Париж от этой новости вздрогнул, как от пушечного залпа. Неужели снова начнется террор, как в Лионе, раз власти спускают с цепи этого кровожадного пса? Упаси, Господь!

Фуше охотно принял новое назначение. Это и неудивительно, ведь полиция – это было его место, он был буквально создан для подобных функций.

Министерство полиции было создано в 1796 году, однако единой полиции во Франции не существовало: политической полицией занималась сама Директория, а административная полиция была отдана на откуп местным властям. Фуше пршлось создавать свою полицию фактически заново.

Главным звеном его ведомства стала «секретная полиция». В полицейской иерархии высшую ступеньку Фуше оставил за собой, а «секретная полиция» стала его «кабинетом». Чуть ниже располагалось так называемое «центральное бюро», возглавлявшее парижскую полицию, но находившееся тоже под личным контролем министра.

«Секретная полиция» Фуше функционировала, так сказать, на «личной основе». Министр сам входил в контакты с нужными людьми и знакомился с мнениями, имевшими хождение в парижском высшем обществе. Созданную систему сам Фуше характеризовал так:

«Благодаря этой системе, я был лучше знаком с секретами Франции через устные и доверительные беседы, нежели посредством ознакомления с кипами письменного хлама. Таким образом, ничто существенное для безопасности страны никогда не выпадало из поля моего зрения».

Шпионская сеть, созданная Фуше, была всеохватна. Шпионили везде: в кафе, в театрах, в игорных домах, в общественных местах. Шпионаж приобрел статус важного «общественного служения». Конспирация в деле полицейского сыска была доведена до совершенства: наиболее высокооплачиваемые агенты министра, вращавшиеся в высшем свете, передавали ему свои донесения неподписанными, через третьих лиц. Аналогичным образом агенты Фуше действовали и за границей при дворах практически всех европейских монархов.

Биограф Фуше Стефан Цвейг пишет:

«Он и не собирается вовсе добросовестно передавать своему начальству продукты химической перегонки сведений, которая производится в его лаборатории; с беззастенчивым эгоизмом он переправляет туда лишь то, что считает нужным: зачем учить разуму болванов из Директории и открывать им свои карты? Только то, что ему выгодно, что, безусловно, принесет выгоду лично ему, выпускает он из своей лаборатории, все прочие стрелы и яды он тщательно бережет в своем частном арсенале для личной мести и политических убийств. Фуше всегда осведомлен лучше, чем предполагает Директория, и поэтому он опасен и вместе с тем необходим для каждого».

В намечавшемся Брюмерском перевороте, который должен был вызвать падение Директории, Фуше участия не принимал. Он был слишком осторожен и повел себя очень хитро. Его биограф Стефан Цвейг отмечает:

«Слишком строго, слишком убежденно придерживается он своего жизненного принципа: никогда не принимать окончательного решения, пока не определилось, на чьей стороне победа. Но происходит нечто странное; в последующие недели обладающего столь тонким слухом, столь острым зрением министра французской полиции поражает тягостный недуг: он внезапно становится слепым и глухим. Он не слышит наводняющих город слухов о предстоящем государственном перевороте, не видит бесчисленных писем, которые суют ему в руки. Все его обычно безукоризненные достоверные источники информации словно магически иссякли, и, в то время как из пяти членов Директории двое даже участвуют в заговоре, а третий наполовину к нему примкнул, министр полиции не подозревает о готовящемся военном перевороте или, вернее, делает вид, что не подозревает. В его ежедневных донесениях нет ни строчки о генерале Бонапарте и о клике, нетерпеливо бряцающей оружием; правда, и другой стороне, стороне Бонапарта, не доставляет он никаких сведений, не сообщает ни строчки. Только молчанием предает Фуше Директорию, только молчанием связан он с Бонапартом, и он выжидает, выжидает, выжидает».

Известен, например, такой факт. Во время одного из светских приемов Фуше беседовал с членом Директории Луи Гойе.

– Какие новости, гражданин министр? – спросил его Гойе.

– Новости? – удивленно переспросил Фуше. – Да, собственно, нет никаких новостей.

– Ну а все же?

– Да так, одна пустая болтовня!

– О чем?

– О заговорах.

– О заговорах? – встревоженно воскликнула стоявшая рядом жена Наполеона Жозефина.

– Да, о заговорах, – спокойно отвечал Фуше. – Но я-то знаю, как к этому относиться. Поверьте мне, гражданин директор, я их хорошо умею различать. Если бы действительно существовал заговор, вы бы уже знали об этом.

После этого уже сам Гойе успокаивал Жозефину: