Анатолий Терещенко - Переписчики истории. Мифы о Катыни

24 сентября германское командование решило не выпускать беженцев из города, чтобы не дать польскому гарнизону возможности вести бои в самом городе, используя жителей в качестве живого щита.

25 сентября 1150 самолетов люфтваффе бомбили город с использованием в основном зажигательных бомб. Волна за волной немецкие бомбардировщики накатывали на жилые кварталы, не встречая почти никакого противодействия со стороны местной ПВО. Они методично разрушали город…

Госпитали и больницы были переполнены ранеными. Убитых хоронили в городских скверах, на огородах, во дворах и на клумбах.

Отсутствие воды делало невозможной борьбу с пожарами. Варшава представляла собой море пламени.

На польскую столицу было сброшено 5818 тонн бомб, а всего на Польшу люфтваффе обрушили 19 589 тонн бомб, примерно столько же было сброшено на Англию за весь 1941 год.

26 сентября начался штурм города с яростным, непрекращающимся артиллерийским обстрелом. Авиация продолжала наносить бомбовые удары. Несмотря на достойное сопротивление защитников Варшавы, город был взят немцами на условиях капитуляции, которая была подписана 28 сентября в полдень.

В ходе обороны Варшавы погибли около 5 тыс. солдат и офицеров Войска Польского, около 16 тыс. были ранены. Среди гражданского населения потери составили более 25 тыс. человек и около 50 тыс. получили ранения. В плен попали 5031 офицер, 97 425 унтер-офицеров и рядовых.

Утром 1 октября в город вступили части 10-й пехотной дивизии. На следующий день в Варшаву из Берлина прибыл Гитлер, который принял парад победы вермахта. Он весь сиял. Артистически потирал руки и быстро перемещался по городу, словно любуясь развалинами — результатами отданного им приказа…

Так завершилась Польская кампания.

Поляки оказались совершенно не готовы к войне. Правительство «независимой Польши» думало не столько о своем народе, об организации достойного сопротивления ворвавшимся оккупантам, сколько о собственном благополучии и своевременной эвакуации.

Многие граждане так и говорили, что правители спасали не народ, а свои шкуры. Всего полмесяца потребовалось, чтобы Польша в очередной раз исчезла с карты Европы.

Нужно сказать, что это очень болезненный момент для официальных польских летописцев. Если в пору «народной Польши» можно было как-то списать этот национальный позор на «буржуазное правительство» и дать волю фантазиям о «коммунистическом подполье», то сегодня очевидна вся бездарность политики националистического, трусливого правительства, предавшего в тяжелую годину свой народ и сбежавшего за границу.

В первую очередь тяжелая ответственность за положение, в котором оказалась польская армия в 1939 году, ложится на польскую военную клику. Конечно, на ее техническом оснащении сказались экономические факторы, но не может быть никакого оправдания тому, что польские военачальники не сумели оценить влияние огневой мощи на современную тактику.

Такими же слепыми они оказались и в области стратегии, надеясь, что Франция и Англия им помогут и свяжут значительные германские силы на Западе. Просчитались они и с отказом от помощи СССР. Планам польских генштабистов, но в первую очередь политикам, не доставало чувства реальности.

Что же касается руководителей Третьего рейха, то они после «польского блицкрига» получили возможность перебросить освободившиеся войска с востока на Западный фронт против Франции.

В результате неожиданно быстрого разгрома Польши «огнем и мечом» у Гитлера, казалось, некоторое время не было объекта для территориальных споров, и в какой-то степени отсутствовали цели завоевания. Многие политологи и политики считали, что война утратила свою побудительную причину, и появился слабый шанс на появление мира.

Вряд ли кто мог догадаться, что «буферной зоны» между Берлином и Москвой в виде усеченной Польши больше не будет. Еще в сентябре 1939 года Сталин уведомил германского диктатора, что в создавшейся ситуации он не питает особых симпатий к идее самостоятельного польского государства. Гитлер принял предложение провести консультации о новых границах.

С этого периода начался сложный переговорный процесс между Германией и Советским Союзом.

Предложение Сталина давало Гитлеру заманчивую идею — общую границу с Советским Союзом, ради которой он, по сути дела, и начинал войну с Польшей. Ведь будущий фюрер уже писал в «Майн кампф», что программа, которую он представляет — это объявление войны существующему порядку и имеющемуся мировосприятию вообще. Острие этой программы четко нацеливалось на Восток. Эту войну, по его разумению, нельзя сравнивать ни с одной из войн прошлого, так как это будет война расовых и идеологических противоположностей.

У Сталина были свои логичные доводы, построенные на основе многих данных, в которые он не всегда верил, потому что не мог уразуметь противоречий быстро меняющейся жизни. Ему хотелось ускорить работу по реформированию армии, торопя события по обеспечению государственной безопасности, и в тоже время для удобства души хотелось спокойного течения событий.

После Мюнхенского сговора стало ясно, что руководство Англии и Франции преднамеренно пытается ориентировать

и поощрять немецкую, агрессивную политику в восточном направлении, а именно всячески науськивать Берлин на Москву.

Мюнхенская сделка (особенно в планах английского правительства) была частью более обширного замысла — заключить общий союз с Германией.

Чемберлен заставил Гитлера подписать краткое заявление. Оно было абсолютно беспочвенное, но кто тогда мог об этом знать? Франция поспешила поступить так же. Они исходили из посыла: «Все, что несправедливо, оскорбляет нас, если не приносит нам прямой выгоды». А выгоду они чувствовали!

Более чем обоснованным выглядело в этих условиях предположение, что в Париже и Лондоне одобрительно ожидали если не уничтожения СССР немцами, то, по крайней мере, такого столкновения между двумя странами, в котором они обе были бы обескровлены. Такая сшибка двух великих стран дала бы возможность Великобритании и Франции вмешаться в качестве послевоенных арбитров.

И в Париже, и в Лондоне, и в Вашингтоне находились люди, которые даже не считали нужным скрывать подобные надежды. Всем хотелось как можно быстрее, чужими руками, чужими смертями избавится от «красного медведя», а потом погреть руки. На развалинах двух держав можно было кое-что найти…

На XVIII съезде Всесоюзной коммунистической партии большевиков (ВКП(б) в марте 1938 года в своем выступлении Сталин, говоря о результатах и последствиях Мюнхенского сговора, откровенно назвал вещи своими именами — новая империалистическая война за передел мира уже началась, стала фактом, хотя еще и не переросла в мировую.