Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Пламенеющий миф [litres]

Знаменитому русскому историографу простительно было полагать, что невинные нравы древних людей, еще не придумавших табель о рангах, красоту и добродетель ценили выше происхождения, – он жил в эпоху романтизма. В этом он уверен: «конечно, дозволяли», пишет он, и в этом так и слышится невысказанное сожаление типа «не то что сейчас». Но за достоверность собственно истории знакомства Ольги с Игорем Карамзин не ручался – в ПВЛ ведь этого эпизода нет, как и в ранних житиях.

Ему противоречит Саксон Грамматик, у которого есть такой эпизод:

«3атем во время трапезы Эрик принялся настойчиво расспрашивать свою невесту о том, за кого она предпочитает выйти замуж: за Фродо или за него; ведь, если относиться к брачным узам с должным уважением, королевским отпрыскам следует вступать в брак лишь с теми, кто равен им по знатности , дабы благородное происхождение одного из супругов не умалялось низким происхождением другого (курсив мой – Е.Д.)».

При выборе между столь противоположными мнениями двух авторов предпочтение стоит отдать Саксону: он жил в XII веке и знал взгляд на неравенство в браке, существовавший в раннем средневековье.

Есть еще одна причина считать, что власть самой Ольги рассматривалась как сакральная, что было возможно только при ее аристократическом происхождении, но об этом мы подробнее поговорим в другом месте.

Суммируя все вышеозначенное, мы можем сделать вывод: родитель Ольги действительно был «варягом», «неведомым» – поскольку имя его, увы, неизвестно, но вот «незнатным» он быть никак не мог.

Здесь мы неприметно перешли еще к двум темам: возможно ли, чтобы Ольга в замужестве меняла имя, а также не можем ли мы извлечь чего интересного из истории о знакомстве на перевозе. Но тут нам лучше создать новый раздел, ибо в трех словах ни одну из этих тем прояснить не получится.

Идея, будто Ольга приняла свое имя от Олега уже после свадьбы с Игорем, своим существованием обязана Иоакимовской летописи. Давайте здесь коротко обрисуем, что это за памятник, о котором нам еще не раз придется вспомнить. Иоакимовская летопись – источник-фантом, хотя и весьма знаменитый. Ее авторство приписывается Иоакиму, греку по происхождению, первому новгородскому епископу, который якобы начал ее чуть ли не в виде личного дневника, где подробно описал впечатления от событий крещения Новгорода в 991 году и собственное в них участие. В середине XVIII века архимандрит Мельхиседек Борщов со ссылкой на «вымышленного», по словам В. Н.Татищева, монаха Вениамина, прислал Татищеву выписки из Иоакимовской летописи, в своем пересказе, а Татищев тоже пересказал их в сокращении, выбрав только то, чего нет в ПВЛ. Таким образом, оригинала «Иоакимовской летописи» в распоряжении науки нет, оригинального текста нет, а есть сокращенный пересказ с пересказа, сделанный языком середины XVIII века. Поэтому нет возможности путем лингвистического анализа установить, насколько она подлинна (как это было проделано с «Велесовой книгой»), где, когда и кем была создана, и остается либо верить, что была такая летопись, либо не верить и считать, что все это сочинено самим Татищевым, Борщовым, Вениамином либо еще кем-то. Как отмечала Татищев, в тех тетрадях, что попали к нему от монаха Вениамина, письмо новое, язык новый в смеси со старым, наречие новгородское. «У нас в Новеграде» – пишет автор, якобы епископ Иоаким.

По совокупности разных факторов, на которых мы не будем останавливаться (наша собственная задача и без того весьма объемна) ученые считают, что ИЛ, скорее всего, была создана на рубеже XVII–XVIII вв. Вся политическая направленность ИЛ, насколько отсюда можно разглядеть, «новгородоцентрична». В ней содержалось множество любопытных сведений и подробностей, которых нет ни в ПВЛ, ни в каких-то еще источниках [20] Напомним, что еще существует «Псковский кроник» конца XVII века, совершенно фантастическая версия истории первых князей. Если бы «монах Вениамин» принес Татищеву выписки из него, мы сейчас имели бы другую версию событий. . В том числе там указано якобы добрачное имя Ольги – Прекраса. Это логично: если она из рода Гостомысла, то имя ее должно быть славянским. А идея о родственной связи Ольги с Гостомыслом, напомним, сформировалась чуть раньше – в XVII веке и к временам архимандрита Мельхиседека уже считалась за факт. Вот, дословно, что написал Татищев, опираясь на ИЛ:

«…о роде ее в Минее неправо, якобы из простого люда была и на реке перевозилась, где ее Игорь узнал; более доказательно, что она была рода прежних князей славянских, внучка Гостомысла… имя ее славянское Прекраса Олег от любви во свое переименовал, а при крещении названа Елена» [21] В.Н. Татищев, История Российская, часть 2, Примечание 77. .

Вообще имена древних персонажей ИЛ носят отчетливые следы стилизации (Воробей, Угоняй, Богумил Соловей). В том же русле создавались имена персонажей в русской романтической поэзии начала XIX века: Услад, Всемила, Извед, Светлана (это имя тогда и было придумано В. А. Жуковским, но прижилось). Традиция «говорящих» имен этого типа ярко проявилась в пьесах Крылова Ивана Андреевича: здесь есть еще одна Всемила – «княжна болгарская», волшебницы Добрада и Зломека, Прията, дочь Рифмоплета и Тараторы, Милон – племянник, Плутана – служанка… Или красавицы из сказок Чулкова Михаила Дмитриевича (XVIII век) – Прелепа и Прелеста. Для этих двух Прекраса была бы отличной третьей сестрой: все три имени образованы от прилагательных, подходящих эпитетов для юной героини – «прелепый» (очень красивый), «прелестный» и «прекрасный».

Ни в каких более аутентичных источниках имя Прекраса не встречается, но это, строго говоря, не доказательство его отсутствия: древнеславянских женских имен (особенно простонародных) до нас дошло вообще крайне мало. Из новгородских берестяных грамот можно почерпнуть следующие женские имена славянского происхождения: Сторонька (сокр. от Сторонислава), Милка, Безубая, Миляна, Нежка, Страхота, Втора (есть вариант прочтения как Взора), Неделька, Чудка [22] По статье Чайкиной Ю. И. «Женские имена в новгородских берестяных грамотах». (Вестник Череповецкого государственного университета, 2012 номер 2, т. 1). . Часть из них являются сокращенными от двусоставных имен (Нежка и Милка\Миляна – от чего-то вроде Милонега), а Чудка – это, скорее всего, указание на племя чудь. Девушка из славянского княжеского рода, скорее всего, носила бы двусоставное имя (как Предслава или Сторонислава). Образованное по другой модели (от прилагательного) имя Прекраса, как мне кажется, удачнее встает в один ряд со стилизациями типа Прелеста, Прията и Светлана, чем с аутентичными именами вроде Милка и Неделька.