Юрий Сумный - Хазарский пленник

— Говорят, мужик разорился, пошёл в разбойники, был пахарь, да долги задавили, — напомнил сосед, толкнув товарища под локоть.

— Да. Решили мы глянуть, верно ли сей корчмарь даёт в долг!

— И чем угощает!

— И чем поит забитых сеятелей. Выпили по чарке. А платить рука не поднимается! То ж не вино, князь, чистый уксус! Оно и медяка не стоит...

Владимир поднялся и попросил хозяина:

— Дай и мне вина, добрый купец. И сочти, что я должен за всех!

Пока хозяин бегал в дом за чаркой, Крутко предупредил князя:

— Ой, Владимир, не ищи беды. Тем вином только блох травить!

Так и вышло. Выпить даже половину князь не смог. Вместо вина хозяин принёс какую-то темноватую гадость, отдающую хмелем. Но Владимир заплатил, остатки выплеснул к изгороди, а потом спросил:

— Откуда вино, хозяин?

— Из далёкого Итиля! — улыбнулся тот. — Чем не понравилось?

— Понравилось. И все купцы привозят такое же?

— У нас всегда найдётся доброе вино для офицера! Плохого не возим! — уверял хозяин, растянув губы в услужливой улыбке. Но глаза его холодно следили за воинами, не доверяя вооружённым людям. Страх и желание возместить потери боролись в его душе.

— Ну, добро, не хворай, — кивнул Владимир, взобрался на коня и доверительно сообщил: — Сказывают, великий князь отдаёт торговлю винами византийцам. Скоро тебе доведётся продавать припасы родственникам в Итиле! Но с таким вином нигде не пропадёшь! Верно?

Степь уже выгорела, и свежий ветер гонял светлые волны по нетронутым травам. Конь, застоявшись в отсеке лодьи, весело взбрыкивал, легко двигаясь по степному бездорожью. Горячая кровь не находила выхода, и он играл с князем, дёргая поводья, всхрапывая и косясь на седока.

— Что, рад, тонконогий? — усмехнулся Владимир и отпустил поводья. — А знаешь, Филин, побей меня гром, не помню, чтоб я отдавал хазарам торговлю винами! В одну руку!

— Хазары найдут, что продать! — согласился Крутко. — А скорее не хазары, жидовины! Будешь вешаться, и за верёвку возьмут шеляг!

Это было первое столкновение с новыми корчмарями, с бойкими купцами, оседлавшими все дороги. Вскоре подобные столкновения воинов и торгашей стали ежедневными. Владимир обычно уговаривал воинов уступить, платил за тех, кому не хватало серебра, хотя никакой радости от расцветающей торговли скверными винами и хмельными напитками не испытывал. А слухи о необычайной настырности виноторговцев, о долговых обязательствах и других уловках, к которым они прибегали, окончательно убедили его в незаконности подобного обмена. За скверное вино простолюдины отдавали доброе серебро! Да ещё с процентами! Ловкие виночерпии подстрекали старшин, находя корыстных, и те запрещали хлеборобам варить пиво! Заявляя, что отныне и пиво нужно покупать у корчмарей! Уже случалось разбирать жалобы, вызванные избиением старшин. Одному просто свернули шею, не поверив, что князь мог запретить варить пиво в пору урожая и новых свадеб!

Последний день пути приготовил князю ещё одну необычную встречу. Утром, когда князь умывался у Днепра, пытаясь высмотреть то самое место, где несколько лет назад он с соратниками мыкался по степи с угнанными лошадями, прискакал Бочкарь. Прискакал шумно, с криками. С восторженными поздравлениями, с жалобами и негодованием.

— Князь, благодарю бога, что успел сбежать! — кричит Бочкарь, вперевалку подбегая навстречу. Его горячую лошадь уже приняли воины, сам всадник похож на калёный камень в бане, исходит паром, потрескивает, того и гляди лопнет. — Всю седмицу скрывался от хазар, едва уцелел. Казначея-то пришибли наёмнички! Нет казначея! Да и казны нет! Что купцами выплачено, а выплачено немало, расхитили! Могло дойти до великой смуты.

— Погоди, погоди! — Князь присел возле костра, подстилая войлочный потник, и повёл рукой, приглашая соратников присоединяться к завтраку. — Сказывай толком, что в городе? Как печенеги, не набегали?

Филин, Горбань, Третьяк подходили к костру, слушали рассказ Бочкаря, искоса поглядывая на князя. Ковали, Третьяк, да и Крутко не скрывали негодования, многословные откровения Бочкаря задели за живое. Тёмный едва сдерживал торопливый язык, понимая, что и без его вопросов разберутся с Бочкарём.

Выходило, что наёмники прибрали к рукам почти всё данное купцами, сам Бочкарь спас малую часть, вытребовав оплату воинам своей дружины. А теперь доносит князю о проворовавшихся наёмниках, требуя суда и справедливости.

Погода не позволяла долго снедать, принялся моросить заунывный мелкий дождь, ветер неторопливо задувал костёр, лакируя перегоревшие угли и серый пепел.

— Доброго мало, — пришлось признать князю. — Что думаете, воины? Что скажете? Крутко?

Собравшиеся понимали: князь выслушает советы, но судить будет по-своему, — потому говорили коротко, страстно, стараясь перетянуть князя на свою сторону.

— Думаю, давно пора с хазарами распрощаться! Наёмник всегда служит за золото, верно? Хватит кланяться хакану, пора и честь вспомнить! А люди пойдут за нами!

Третьяк, сидя на корточках близ Крутка, подхватил:

— Верно. Что расхитили, возвернуть! И гнать взашей! Или мы сами не войско? Не совладаем с печенегами?

Горбань отозвался кратко:

— Я как ты, князь. Казни воров, но воины могут пригодиться. Сохрани для дружины.

Коротко опросив старшин, князь велел двигаться в Киев. Входить в город без пьянок-гулянок, ибо предстояло разоружить Улгара и его приспешников. Кто знает, что готовят хазары?

Но вошли спокойно. Народ, в поздний час, всё же встречал победную дружину, дети летели к колоннам конных, просились на руки к отцам, заставляя тех растирать по обветренным лицам слёзы, благо никто не разглядит, дождь припустил весьма крепко. Краем глаза князь отметил, как Ольга приняла Крутобора, промокшая и счастливая, протянула хлеб-соль, но вода смыла, щепотку, и пышный каравай едва не уронили в грязь, настолько неловок оказался соратник, поспешавший приголубить девушку.

В княжеском подворье тесно от стражи, прислуги, старшин и гостей. Рахиль не вышла, но князь не печалился, прикинув, что ей непросто с животом, срок-то немалый, может, оно и к лучшему. Как пояснить жене, чем виноваты Улгар да Кандак, чем плохи корчмари. Хотел свершить намеченное, а после заниматься семьёй.

— Проследи, чтоб чужих в доме не было, — велел князь, склонившись к Горбаню. — Тут прислуга языкатая, пусть сидят с Рахьей и не высовываются. К слову, где она? Может, в свой дом перешла? Пошли, пусть узнают. А мы тут сами справимся. Не на вечерю собрались!

— Я слетаю! — вызвался Тёмный и, не дождавшись приказа, бросился к лошади, удивляя князя стойкостью. За долгое время дороги ратники устали, и лишний миг в седле казался пыткой, а мальчонка словно и не замечает изнуряющей тяжести.